Нефтегазовые развилки
Избранный президент Владимир Путин первым своим указом пообещал обозначить «дорожную карту» по решению вопросов, «которые имеют стратегическое, принципиальное значение и связанные с нашими историческими перспективами как нации». Речь идет о демографической состоятельности России как государства, обустройстве территориального пространства, создании новых и качественных рабочих мест, построении новой экономики, укреплении позиций страны в мире. При этой главной по важности задачей в совокупности всех непростых внутренних и внешних обстоятельств остается именно продвижение к новым рубежам в развитии устойчивого российского рыночного хозяйства, способность демонстрировать качественный рост в условиях жесткой конкуренции при неутихающей глобальной турбулентности.

Между тем, имеющийся в наличии фундамент для этого, несмотря на фанфары отчетов и реляций, довольно неустойчив. Как написал однажды Булат Окуджава, «над победами нашими встают пьедесталы, которые выше побед».

По версии экспертов МВФ, типичное снижение цен на биржевые товары длится 2-3 года и составляет 40-50%. Потери реального ВВП у ресурсных экономик насчитывают при этом 0,5-1,0% ВВП в год. Они, впрочем, могут быть и существенно выше - все зависит от глубины и продолжительности падения рынков. Рецептура МВФ в противостоянии подобным шокам стандартна: накопление экспортных доходов в резервных, суверенных фондах, сохранение налоговой нагрузки, более гибкий обменный курс и экономика, открытая для инвестиций и потоков капитала.

Если в случае с нефтью и металлами сумма ценовых прогнозов все же дает некий тренд, исходя из которого можно принимать регулятивные решения, то с газом ситуация много неопределеннее. Вокруг сжиженного природного газа возникает новый глобальный рынок с пока еще не вполне ясными принципами и трендами ценообразования, не связанными как при «трубном» газе с конъюнктурой рынка нефти. Российская доля в газовом споте невелика - 5% в АТЭС. Между тем, уже к 2016 году здесь ожидается структурная революция, чистым экспортером сжиженного газа становятся США, совершившие в последние несколько лет серьезный технологический прорыв в нефтегазодобыче. По мнению аналитиков Citibank, в начале «двадцатых» США могут стать самодостаточными по нефти и чистым ее экспортером.

Такие допущения причем вполне реалистические, естественно ставят под вопрос жесткую детерминированность существующих ценовых прогнозов. Очевидно, что структура глобальных рынков нефти и газа претерпит радикальные изменения. Ясности же, на каких ценовых уровнях это будет происходить, к настоящему времени нет.

Казалось бы, будущее российского ТЭКа самым непосредственным образом зависит от вписывания в эти рыночные трансформации, поскольку существующий инновационно-технологический и инвестиционный потенциал добычных и связанных с ними перерабатывающих отраслей позволяет воспользоваться «окнами» возможностей. Но, как видится, «окна» там, а мы здесь: оба сценария МЭР фатально едины в недооценке именно как этого потенциала, так и эффекта от адекватной государственной политики, которая была бы направлена на его наиболее полное раскрытие.

В итоге даже так называемый инновационный сценарий без внимания оставляет своего рода качественное «перерождение» нефтегазовой зависимости: если ранее добыча и экспорт жидких углеводородов были мощным средством решения многих проблем, прежде всего, социальных, то теперь состояние сектора чем дальше, тем больше превращается в острую общеэкономическую и, в первую очередь, инвестиционную проблему. В 2013-2014 годах продажа нефти на внешних рынках стабилизируется на уровне 238-240 млн. тонн, нефтепродуктов же сократится на 10 млн. тонн. При этом прогнозы добычи сырой нефти остались без изменения - 510 млн. тонн. Причем этот объем сохранится неизменным на весь период 2012-2030 годов. Заметим, что поддержание этого уровня потребует не менее $700 млрд. инвестиций. И это еще весьма консервативное предположение, исходящее из текущих параметров вложений, когда в год в российской нефтянке затраты капитала составляют $40-44 млрд., в среднем $85 на тонну добычи.

Между тем, географические и геологические условия новых месторождений, будь то арктический шельф, Баженовская свита или матричная нефть в Оренбургской области, становятся все более сложными. Каждые новые тонну или 1000 м3 природного газа уже не «взять» без новых технологий добычи и повышения энергоэффективности инфраструктуры и логистики. Все это требует дополнительных вложений. Никак не меньшие инвестиции, в том числе для создания качественных рабочих мест необходимы для развития переработки сырья, производства оборудования, подготовки кадров и т.п. Структурный эффект от новых добычных технологий для сопряженных отраслей, то есть. реальная диверсификация экономики далеко не в полной мере учитывается даже в вышеупомянутом инновационном сценарии. В нем глубина переработки нефти до 91%, нынешнего среднего показателя для стран OECD возрастет лишь к 2030 году, равнодоходность внутренних и внешних цен на газ достигается не ранее 2021 года и т.п.

По мнению экспертов, сроки решения большинства застарелых секторальных проблем сильно завышены против тех, что диктуются уровнем ужесточающейся глобальной конкуренции. Между тем, уже в самые ближайшие годы РФ придется столкнуться с увеличением предложения нефти в мировой экономике; становлением нового рынка сжиженного природного газа, возникающего за пределами зоны действия долгосрочных контрактов; и, пожалуй, самое главное, с гонкой новых материалов прежде всего, композитных и неметаллических как важнейшей составляющей новой технологической волны. В связи с этим принципиально важными становятся и сроки, и содержание модернизации самого ТЭКа, которой необходим собственный инновационный сценарий перекомпоновки и достройки всей «нефтегазовой вертикали».

Активная структурная политика, основанная на безоговорочной поддержке частных инвестиций, начинаясь с нефтегазодобычи должна затем продолжиться в нефтегазопереработке, включая утилизацию попутного нефтяного газа, многие десятки миллиардов м3 которого до сих пор сжигаются в факелах и нефтегазохимии и выходить на финишную прямую в химкомплексе и специальной химии как основы всей фармацевтической промышленности и ряда других высокотехнологичных отраслей.

Без отстраивания всей этой цепи, финальные звенья которой по сути предстоит создать заново, вписывая их при этом как, например, химиндустрию в жесткие условия ВТО, о суверенитете в сфере «новых материалов» можно просто забыть. К сожалению, именно эти структурные сдвиги, по-прежнему, лишь по касательной учитываются разработчиками маршрутов в светлую инновационную даль.

Тем важнее и примечательнее разворот к реальной модернизации ТЭК, наметившийся в ходе разработки программ освоения российского континентального шельфа. Принятые решения о налоговом стимулировании компаний-участниц, четкая ориентация на привлечение прямых частных инвестиций, за 30 лет $500 млрд. в добычу и $300 млрд. в смежные отрасли и создание до 400 тыс. новых рабочих мест позволяют двигаться дальше. Во-первых, устраняя несообразности в самой этой программе: без оставшегося пока «за шельфом» частного бизнеса две уважаемые госкомпании будут вынуждены по оценке Минприроды потратить для комплексного освоения арктических месторождений 165 лет! И во-вторых, распространяя заложенные принципы, например, 15-летнюю гарантию неухудшения налоговой нагрузки на сектор в целом, состояние которого ныне таково, что государству придется возвращать на цели развития часть изымаемой сырьевой ренты.

Прообраз механизма этого трансферта, похоже, начинает складываться в рамках выработки правил обеспечения долгосрочной бюджетной устойчивости: после достижения Резервным фондом уровня в 7% ВВП, средства сверх этой планки могут направляться на крупные инвестиционные, инфраструктурные проекты.

Как видим, начало пути к новой экономике все же может сопровождается трезвой оценкой перспектив первых шагов. Факт, безусловно, положительный, поскольку мобилизующий к действиям, которые были нужны еще вчера. Основательно подталкивает к ним и ситуация, складывающаяся во всемирном хозяйстве.