РОССИЯ
США
ЕВРОПА
АЗИЯ И АФРИКА
ЮЖНАЯ АМЕРИКА
БЫВШИЙ СССР
Статьи
 


 
 
Новости
 
 
 
 
  Просмотров 12357 -  |  
Шрифт


«Второй мир», представленный Советским Союзом и другими странами социализма, на протяжении практически всей истории своего существования прикрывался так называемым «железным занавесом», защищавшим от непосредственного вмешательства Запада. В послевоенный период видимое столкновение между интересами двух сильнейших «миров» в основном происходило на «нейтральном поле», т.е. в развивающихся странах, оказавшихся перед выбором, по какому пути двигаться - капиталистическому или социалистическому - и ставших объектами упорной борьбы за влияние со стороны соответствующих общественно-экономических систем.

Но «железный занавес» отнюдь не был непроницаемым и не спасал от формирования отношений экономической зависимости социализма от капитализма. Следует признать, что «второй мир» и его лидер - Советский Союз - никогда не интересовали Запад в качестве равноправных экономических партнеров. Промышленно развитые страны культивировали экономическую зависимость «второго мира» столь же тщательно, как и «третьего», а разница состояла лишь в отсутствии возможностей для прямого политического и экономического диктата в отношении СССР и дружественных ему стран. Задействовались более изощренные механизмы формирования зависимости, основанные на использовании внутренних слабостей и уязвимостей директивно-плановой экономики, толкавшие «второй мир» к развитию внешнеэкономических связей с Западом в формате, не обеспечивавшем паритетный обмен выгодами.

Основы подобных взаимоотношений были заложены еще в 1920-е-1930-е годы в процессе восстановления отечественной экономики и последовавшей социалистической индустриализации, когда по вполне объективным причинам СССР был вынужден прибегнуть к широкой технической, кадровой и финансовой помощи со стороны развитых капиталистических стран. Последние не только открыли для себя весьма емкий рынок сбыта промышленной продукции - прежде всего машин и оборудования, но и получили некоторые надежды на доступ к сырьевым ресурсам. Основным источником валютных поступлений для оплаты импорта стала нефть, экспорт которой возобновился сразу же после того, как были восстановлены нефтепромыслы в Баку и в Грозном. Иными словами, начиная уже с первых лет своего существования, мир социализма пошел по «придаточному» пути экономического развития: с одной стороны, превратившись в крупного экспортера сырьевых товаров и играя роль сырьевого придатка; а с другой стороны, став не менее крупным импортером машин, оборудования, материалов, технологий, а в последствии - продовольствия и потребительских товаров, выполняя таким образом функцию рыночного придатка экономики «первого мира».

Для капиталистического мира такой формат взаимоотношений оказался привычно удобным, поскольку в значительной степени повторял ранее сложившиеся стереотипы его взаимодействия с колониями и странами «третьего мира». Что касается СССР, а затем и всей социалистической системы, то свои выгоды он искал в основном играя на противоречиях между отдельными государствами «первого мира» и между отдельными бизнес-структурами, стараясь развязать конкуренцию между ними, чтобы получить более высокую цену за экспортируемое сырое или расширить свою нишу на мировом рынке и сбить цены на импортируемые товары. В этом смысле политика, проводившаяся «вторым миром» на протяжении многих десятилетий, мало чем отличается от нынешней российской геоэкономической политики и современной политики развивающихся стран-экспортеров сырья и топлива. В условиях, когда формируется система взаимоотношений, стратегически выгодная более сильному партнеру - «первому миру», всем остальным ничего не остается делать, как только попытаться получить те или иные тактические выигрыши.

Новый мощный импульс развития по сырьевому пути советская экономика получила в 1960-1970-е годы после открытия и с началом промышленного освоения уникальных нефтегазовых ресурсов Западной Сибири. В отношении этих ресурсов ситуация изначально складывалась весьма противоречивым образом: с одной стороны, открывались грандиозные, невиданные ранее, перспективы наращивания добычи углеводородного сырья; но с другой стороны, были вполне очевидны и колоссальные трудности в решении задач по освоению новой ресурсной базы в регионе с неблагоприятными природно-климатическими условиями. Причем разнообразные технические и организационные сложности усугублялись ограниченностью материальных и финансовых ресурсов, которые в требуемом объеме было невозможно мобилизовать за счет внутренних источников.

Руководство СССР оказалось перед непростой дилеммой выбора лучшей стратегии освоения западносибирских богатств, по какому пойти пути: умеренному или интенсивному? И как не оказаться в плену ведомственных и «местно-патриотических» интересов? Умеренный сценарий строился на том, что в середине 1960-х годов советская нефтегазовая промышленность находилась в отличном состоянии, обеспечивая внутренние энергетические потребности, удовлетворяя нужды социалистического лагеря и давая определенные возможности для валютного экспорта в капиталистические страны. Поэтому предлагалось осваивать Западную Сибирь не форсируя добычу, без переброски в заболоченную тайгу главных материальных и трудовых ресурсов, выделявшихся на развитие нефтегазовой отрасли, и постепенно изменять ее районирование в долгосрочной перспективе. Сценарий интенсивного освоения исходил из того, что ресурсы действовавших добывающих районов начали приближаться к своему истощению и без скорейшего ввода новых западносибирских месторождений уже к концу 1970-х годов СССР может столкнуться с дефицитом топлива. Проблему же нехватки инвестиций предлагалось решить за счет концентрации усилий на освоении самых крупных и продуктивных месторождений, чтобы минимизировать затраты и увеличения экспорта нефти и газа для получения дополнительных внешних финансовых ресурсов.

Среди партийных и советских деятелей, хозяйственников, администраторов, ученых не было общего мнения - у каждого из возможных путей были приверженцы и противники, которые доказывали свою правоту и опровергали доводы оппонирующей стороны. При этом адепты интенсивного сценария, отстаивая идею привлечения инвестиций за счет экспорта углеводородов, обращали внимание и на соображения политико-стратегического характера. В эпоху усиливавшегося ресурсного национализма стать крупным экспортером нефти и газа означало возможность получить не только контроль над крупными финансовыми потоками в твердой валюте, но и дополнительные рычаги экономического влияния во всем мире. Таким образом, был выдвинут целый комплекс хорошо продуманных аргументов: экономических расчетов, геологических прогнозов, соображений политической выгоды. В итоге это принесло, если и не безоговорочную, то весьма решительную победу - партия и правительство взяли курс на быстрое и широкомасштабное освоение западносибирских ресурсов.

Следует оговориться, что даже самые смелые прогнозы и планы, которые строились в конце 1960-х - начале 1970-х годов довольно быстро померкли перед реальными темпами освоения Западной Сибири, что привело к беспрецедентно быстрому росту общей добычи нефти и газа в стране. Столь же стремительно увеличивалась и внешняя торговля углеводородным сырьем - к 1980 г., т.е. всего за полтора десятка лет с начала разработки западносибирских месторождений, добыча нефти и экспорт жидкого топлива, включая нефтепродукты из СССР выросли в 2,5 раза. Соблазнившись неожиданной выгодой от высоких мировых цен на нефть, которые резко подскочили в результате энергетического кризиса 1973 г., Советский Союз стал наращивать экспорт углеводородов со значительным опережением всех ранее предусмотренных директив. Ресурсы Западной Сибири казались неисчерпаемыми, уровни добычи поднимались все выше и выше, возраставшие плановые задания перевыполнялись с завидным постоянством.

В развитии советского нефтегазового сектора возобладал иррациональный в своей сущности принцип: добывать, чтобы экспортировать, чтобы больше добывать, чтобы больше экспортировать. Позиция СССР, стремившегося к извлечению выгод из сложившейся рыночной конъюнктуры, значительно отличалась от той, что занимали другие ведущие экспортеры - участники ОПЕК, которые во главу угла поставили не увеличение объемов добычи и поставок на рынок, а поддержание высоких цен на нефть. Фактически именно таким образом нашей страной были сделаны первые ходы в направлении нынешнего «нефтегазового цугцванга».

Вполне очевидно, что добыча ради экспорта оправдана лишь в том случае, когда комплекс получаемых выгод перевешивает издержки на освоение ресурсов. Среди выгод особое место занимают так называемые косвенные, или мультипликативные, эффекты, возникающие за пределами сырьевого сектора экономики, но обусловленные его развитием. Справедливости ради нужно отметить, что в 1960-х-1970-х годах нефтегазовый сектор выступал в роли мощного мультипликатора, дававшего толчок для развития многих отраслей советской промышленности и прежде всего - машиностроения и металлургии. Сложные условия добычи нефти в Западной Сибири послужили предпосылкой для разработки и организации массового выпуска многих видов принципиально нового оборудования.  Можно определенно сказать, что 1960-х-1970-х годах советский нефтегазовый сектор почти полностью развивался с опорой на отечественную технологическую базу и промышленный потенциал стран социалистического лагеря.

Плюс к этому был обеспечен серьезный экономический подъем обширных территорий на севере Западной Сибири, был создан ряд крупных промышленных узлов и зон хозяйственного освоения в ранее почти необжитых районах. Однако достижения тех лет, связанные с формированием новой топливно-энергетической базы страны, не следует идеализировать. Наряду с очевидными успехами имели место и серьезные проблемы, прежде всего - в социальном развитии территорий. Строительство жилья и объектов соцкультбыта постоянно отставало от нараставшего притока населения в нефтегазовые районы, что порождало все новые и новые дисбалансы, а старые проблемы от этого только усугублялись. Вдобавок ко всему резко усилилась дифференциация в социальноэкономическом развитии между нефтегазовыми районами и районами с традиционной экономикой.

Обострение социальных проблем привело к тому, что в 1980-х годах пришлось принимать экстраординарные меры для исправления ситуации. В Тюменской области были форсированы темпы строительства жилья и соцкультбыта, а участвовала в этом - в порядке «шефской помощи» - едва ли не вся страна. Вторая серьезная проблема заключалась в несбалансированности развития нефтегазового сектора как такового: то геологоразведка отставала, то переработка углеводородов, то хозяйственная инфраструктура. И все это имело место несмотря на централизованное директивное планирование, которое в силу преобладания отраслевого подхода и доминанты ведомственных интересов не справлялось с решением сложных комплексных задач. В итоге нерационально использовались лимитированные материальные и финансовые ресурсы, снижалась эффективность освоения углеводородных ресурсов Западной Сибири.

Между тем, задачи по достижению высокой эффективности развития нефтегазового сектора с каждым годом становились все более трудноразрешимыми. В 1980-х годах по мере истощения выявленной ресурсной базы, продвижения дальше на север Западной Сибири и роста добычи природного газа, который во все более значительных объемах экспортировался стали ухудшаться условия работы. Происходил не только естественный рост всех видов затрат, но и постоянно повышались требования к технологическому уровню производства, качеству применяемой техники и оборудования. Обострился дефицит многих видов оборудования и материалов, который стал компенсироваться за счет импорта в обмен на поставляемое западным странам сырье и некоторые химические продукты. В качестве примеров можно назвать обширное соглашение с ФРГ «Газ - трубы» - осуществлялись поставки газа в Германию в обмен на трубы для строительства экспортных и внутренних магистральных газопроводов и так называемые компенсационные соглашения по импорту оборудования для строившихся в стране нефтегазохимических предприятий, в уплату за поставленное оборудование уходила часть производимой продукции.

Мобилизационная модель освоения природных ресурсов в отсутствие конкурентной экономической среды привела к тому, что с каждой пятилеткой падали темпы научнотехнического прогресса, а некоторые проблемы, например, обеспечение нефтегазовой промышленности техникой в северном исполнении, так и оказались до конца не решенными. Внедрение технологических инноваций зачастую неоправданно затягивалось, а затраты на эти цели были слишком незначительны. В результате складывалась парадоксальная ситуация, когда недостатка в разработанных новинках, вроде бы, и не было, но до сферы производства они не доходили.

Рост добычи и экспорта углеводородного сырья в значительной степени стал решающим фактором, который в течение примерно полутора десятилетий позволял демпфировать общую неэффективность советской директивно-плановой экономики с ее многочисленными провалами, включая проблемы продовольственного снабжения. Нараставшие продовольственные трудности подталкивало советское руководство к форсированному освоению ресурсов Западной Сибири, использованию методов эксплуатации, позволявших добиться быстрых результатов, но создававших трудно прогнозируемые риски падения добычи в будущем. Стало быстро и в худшую сторону изменяться соотношение между доходами от экспорта и затратами на добычу углеводородов - все большая доля выручки уходила на компенсацию издержек производства в самом нефтегазовом секторе, а меньшая доставалась другим сферам экономики и использовалась на цели социального развития.

Рассматривая эволюцию отечественного НГС в поздний советский период времени, следует подчеркнуть, что на начальной фазе освоения ресурсов Западной Сибири в секторе фактически реализовывалась вполне прагматичная модель развития «национальные ресурсы и технологии + иностранный капитал», к которой, кстати, мы стремимся и сегодня. Конечно, прямых зарубежных инвестиций в нефте- и газодобычу тогда не было, но их роль выполнял приток выручки от экспорта нефти. К сожалению, данная модель эффективным образом проработала очень недолго. Со второй половины 1970-х годов она стала быстро и верно трансформироваться в модель «национальные ресурсы + иностранные технологии и капитал», которая, в сущности, охватила всю советскую экономику.

К сожалению, зачастую - экономии ради закупалось морально устаревшее оборудование и такие же лицензионные модели продукции, для выпуска которых оно предназначалось. Но это еще полбеды, худшее состояло в том, что нараставший технологический импорт не просто заполнял имевшиеся бреши, а ставил крест на конкурирующих отечественных разработках, например, для химической промышленности и автомобилестроения. Советское директивное планирование полагало нерациональным тратить средства на собственную разработку того, что можно было беспрепятственно купить за рубежом. Как следствие, не только нарастало технологическое отставание СССР от западных стран, но и оказались утерянными многие собственные научно-технические заделы.

Сложившаяся в поздние советские годы ущербная по своей сущности модель взаимодействия НГС с внешним миром в целом сохранилась вплоть до настоящего времени. Ее ущербность связана с формированием и дальнейшим усилением двоякого рода зависимости: во-первых, зависимости всей национальной экономики от состояния и динамики развития ориентированных на экспорт отраслей минерально-сырьевого сектора или того, что мы сейчас привычно называем «нефтяной иглой»; во-вторых, экономической, технологической и, отчасти, политической зависимости России от промышленно развитых государств Запада, а теперь и Востока, что сближает положение нашей страны с тем, в каком находятся ресурсные страны «третьего мира». С точки зрения своего позиционирования в глобальной политико-экономической системе Россия стала действительной наследницей СССР и представляет собой «второй мир», который поднялся над «третьим», но еще не может дотянуться до «первого».

О проблеме сырьевой зависимости, как угрозе для страны, громко заговорили в конце 1980-х годов, когда в добавок к рухнувшим мировым ценам на энергоносители начала падать собственная добыча нефти, вследствие чего прежний «бурный поток» нефтедолларов сузился до тонкого «ручейка». Затем настали 1990-е с их трансформационным кризисом и распадом СССР. Падение добычи нефти в России приобрело обвальный характер. Однако несмотря на это, минерально-сырьевой комплекс, включая добычу углеводородов, остался едва ли не единственным крупным сектором отечественной экономики, который всерьез сохранил свою дееспособность и производственный потенциал. Сжатие производства во многих отраслях обрабатывающего сектора оказалось еще более катастрофическим, поэтому вопреки 1,8-кратному сокращению объемов добычи и экспорта нефти - в сопоставлении с историческими максимумами наша сырьевая зависимость только усилилась.

На смену кризисным 1990-м, с их «разбродом и шатаниями», пришли 2000-е годы, подарившие надежду на стабильность и возобновление экономического роста. Проблема же чрезмерной зависимости от добычи и экспорта сырья, вроде бы, озаботила и руководство страны, которое заговорило о поиске иных путей роста и переходе к инновационной модели развития российской экономики. Но сырьевая зависимость продолжала усиливаться - сначала из-за ренессансного подъема добычи нефти, а затем вследствие стремительного взлета мировых цен на энергоносители. В 2011 г. с учетом нефтепродуктов Россия экспортировала почти 60% добытой нефти; удельный вес углеводородов в структуре товарного экспорта достиг 65%; а доля нефтегазового сектора в доходах консолидированного бюджета страны составила 40%, что вдвое выше, чем было в конце 1990-х годов.

При этом время недавнего мирового кризиса, сопровождавшегося резким падением цен на сырье и энергоносители, мы со всей отчетливостью увидели, насколько ненадежным может быть наше нефтегазовое благополучие. Неслучайно сегодня все громче звучат призывы поскорее избавиться от злополучной сырьевой зависимости, о необходимости радикальной смены курса в экономическом развитии страны. Но если трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию, мы будем вынуждены признать, что в краткосрочной и среднесрочной перспективе в российской экономике трудно будет найти источники доходов, которые смогли бы заместить НГС. Поэтому в реальной действительности экстренное решение проблемы избавления от сырьевой зависимости сегодня представляет собой, образно говоря, выбор одной опции в дилемме, что лучше: нищий бюджет с низкой долей нефтегазовых доходов или относительно богатый бюджет с высокой долей нефтегазовых доходов. Думается, это будет очень непростой выбор - не только для властей, но и всех граждан России.

Сложность ситуации, как это часто бывало в отечественной истории, порождает принятие решений, с трудом поддающихся рациональной интерпретации. Среди всех нефтезависимых государств мира, Россия нашла, пожалуй, самый простой и оригинальный способ преодоления зависимости от ресурсов: наша страна объявила себя «энергетической сверхдержавой». Конечно, с терминологической точки зрения между понятиями «сырьевой придаток» и «энергетическая сверхдержава» есть очень большая разница. Но каковы сущностные различия и есть ли они? Дискуссии на эту тему идут уже несколько лет, но, по-видимому, они почти беспредметны по причине концептуальной расплывчатости обсуждаемых категорий.

К примеру, Саудовская Аравия, Кувейт, Катар, Оман и ряд других стран-экспортеров нефти, которые с очевидностью играют роль сырьевых придатков «первого мира», вполне благополучны в своем социально-экономическом развитии - во всяком случае, по статистическим показателям уровня жизни они заметно опережают Россию. Саудовскую Аравию можно без особых натяжек назвать «энергетической сверхдержавой», поскольку она располагает крупнейшими в мире запасами нефти, является ведущим производителем и экспортером, оказывает реальное влияние в партнерстве с другими странами-участниками ОПЕК на состояние мирового рынка нефти. Т.е. в данном случае наблюдается некоторое двуединство «сырьевого придатка» и «энергетической сверхдержавы». При этом все названные выше государства вряд ли можно назвать реально, или полностью, независимыми от «первого мира» как в экономическом, так и в политическом отношении.

В противоположность им, большинство европейских и азиатских стран с высоким уровнем дохода не располагает крупными сырьевыми и энергетическими ресурсами, но находится на существенно более высокой ступени технологического, институционального и социально-экономического, если не по статистике, то в качественном отношении развития. Но и эти все государства опутаны целой сетью взаимозависимостей, и практически каждое из них в той или иной степени зависимо от США, безусловного лидера «первого мира».

Китай - «демографическая сверхдержава», которая благодаря высоким темпам роста, стабильно удерживаемым в последние 30 лет, уверенно выдвигается в ряды «экономических сверхдержав». Впрочем, Китай вполне можно считать и «энергетической сверхдержавой», ведь Поднебесная владеет 9% мировых запасов минерального топлива, производит первичной энергии в 1,8 раза и потребляет в 3,5 раза больше, чем Россия. Главное отличие от России состоит в том, что свой энергетический потенциал Китай не выбрасывает непосредственно на мировой рынок, а предварительно «конвертирует» в различные виды продукции с более высокой добавленной стоимостью. Трудно сказать, смогла бы китайская экономика развиваться с такой завидной скоростью, если бы не опиралась на более чем 90-процентную самообеспеченность энергоресурсами. Динамичность экономике Китая придает пул отраслей и производств, ориентированных на внешний рынок. Однако наличие гипертрофированного экспортного сектора создает специфические риски нестабильности, поскольку ставит Поднебесную в зависимость от состояния мирового рынка.

США являются сверхдержавой без каких-либо условно-уточняющих определений. Однако глобальный лидер тоже находится, по крайней мере, в «технической» зависимости от импорта нефти, что не представляет опасности для страны лишь постольку, поскольку США обладают политическим контролем над основными источниками импортируемой нефти. Вполне очевидно при этом, что утрата подобного действительного контроля даже на непродолжительное время, как показали события 1973 и 1979 гг., может привести к серьезным потрясениям в американской экономике, равно как и во всей экономике «первого мира».

С формальной точки зрения неважно, на чем мы пытаемся выстроить собственное благополучие и обеспечить влияние в мире - на нефти и газе, высоких технологиях, вооружениях, детских игрушках или выращивании бананов. Важно, чтобы соблюдалось два условия: во-первых, избранные факторы развития действительно должны обладать свойством «локомотивной тяги», способной через систему межотраслевых связей потянуть за собой рост всей экономики; во-вторых, двигательная сила факторов роста должна быть достаточно устойчивой и не подверженной чрезмерным колебаниям по причине, например, внешних воздействий - конъюнктурных, политических и проч.. Россия располагает достаточно большими ресурсами нефти и газа, чтобы использовать их в качестве инструмента для решения стоящих перед страной экономических и политических задач. Освоение столь крупных источников природной энергии в сочетании с комплексным преобразованием теоретически способно сгенерировать мощные мультипликативные эффекты в экономике. Т.е. первое из названных выше условий выполняется.

Сложнее обстоит дело со вторым. В исторически долгосрочной перспективе сырьевые ресурсы нельзя рассматривать в качестве устойчивого фактора развития из-за их естественной исчерпаемости и эволюционной изменчивости потребностей мировой экономики в тех или иных ресурсах. В обычных же пределах научно-экономического прогнозирования можно представить довольно устойчивые сценарии развития на основе ресурсного фактора при адекватном учете сопутствующих рисков. Но делать ставку на ресурсы имеет смысл лишь при условии, что в течение двух-трех десятков лет, а не веков, удастся сформировать и реально задействовать замещающие или дополняющие факторы развития, провести глубокую диверсификацию экономики, поскольку наличие гипертрофированных секторов - особенно сырьевого, резко снижает устойчивость социально-экономического развития и создает повышенные экономические и политические риски.

К сожалению, наше прошлое и настоящее показывает, что мы еще не научились как следует использовать ресурсный фактор в качестве «локомотива» национальной экономики. Освоение российских источников нефти и газа естественным образом создает «положенные» мультипликативные эффекты, которые, по большей части, реализуются за пределами нашей страны. Заграница добавляет стоимость в процессе переработки производимых нами энерго-сырьевых ресурсов и использует конечные эффекты. Она же получает всю цепочку доходов и эффектов от поставок в Россию технологий, машин и оборудования, интеллектуальных компонент, требуемых для освоения ресурсных источников. Наша же страна в основном вынуждена довольствоваться прямыми эффектами - рентой, содержащейся в ценах добываемого сырья.

Способна ли идея «энергетической сверхдержавности» внести принципиальные коррективы в сложившуюся ситуацию? Позволит ли она России превратиться в органичную часть глобального экономического и энерго-технологического пространства или мы по-прежнему будем всего лишь примыкать к нему в качестве ресурсного донора? Если да, то рассматриваемая идея может стать важнейшим системно-концептуальным направлением развития страны на обозримую перспективу. Если нет, то попытка построения «энергетической сверхдержавы», скорее всего, сведется к внешнеполитическому курсу, прикрывающему отсутствие четко осознанной парадигмы национального социальноэкономического прогресса и вытекающему из нынешнего «нефтегазового цугцванга», т. е. станет очередным вынужденным ходом, ведущим к дальнейшему ухудшению позиции.

Сверхдержавность, обращенная вовне и подразумевающая возможность оказывать влияние на общемировые процессы, является привычным положением для нашей страны. Россия, сыгравшая главную в роль в крушении наполеоновской империи, объективно стала великой европейской державой в первой половине XIX века. Советский Союз, внесший решающий вклад в победу над фашизмом в годы Второй мировой войны и в последствии сумевший создать собственное ракетно-ядерное оружие, тоже по полному праву занимал положение великой мировой державы наравне с США. Но ни в том, ни в другом случае сверхдержавность, опиравшаяся на военно-политическую мощь и милитаризованную экономику, не приносила особых внутренних дивидендов, выражавшихся в высоком уровне жизни населения. Скорее наоборот, народное благосостояние и благополучие приносилось в жертву стремлению вершить судьбы мира. В основу нынешней своей сверхдержавности Россия пытается положить обладание уникальным нефтегазовым потенциалом. Удастся ли сделать это «оружие» не только инструментом внешнего влияния, но и действительным источником национального благосостояния, покажет будущее.

Видимые и не единожды обозначенные разнообразные политико-экономические выгоды «энергетической сверхдержавности», связанные с усилением позиций России в мировом пространстве, весьма и весьма привлекательны. Более того, утверждается даже, что у России сегодня нет другой альтернативы выживания. Но нельзя не видеть и многие сложности, которые предстоит преодолеть, прежде чем мы сможем пожинать плоды «энергетической сверхдержавности». Ключевая проблема состоит в том, что для достижения «сверхдержавных» целей потребуется дальнейшее наращивание добычи и экспорта углеводородов, которое с каждым годом дается нам все более и более дорогой ценой.

Доступ к новым ресурсным источникам становится все более и более трудным, а дорога к ним ведет нас уже прямиком в Арктику. Для освоения этих источников нужны не только соответствующие технологии, которыми Россия не располагает, но и гигантские инвестиции, характеризующиеся очень высоким уровнем рисков. Уже сегодня российские власти вынуждены вводить невиданные, экстраординарные по прежним меркам налоговые и тарифные льготы для всех стратегически важных нефтегазовых проектов. Тем самым сводятся к минимуму привычные для нас прямые финансовые выгоды, а следовательно, неизмеримо возрастает значение выгод косвенных, которые пока что большей частью достаются не России, а зарубежным странам.

В России же происходит сокращение занятости в промышленности - на 142 тыс. чел. за 11 месяцев 2013 г. Больше всего потеряла обрабатывающая промышленность - 132 тыс. рабочих мест, а чистый прирост наблюдался только по двум видам деятельности: в добыче полезных ископаемых - на 16,6 тыс., а также в оптовой и розничной торговле - на 44,8 тыс. Но несмотря на это, мы обольщаемся надеждами, что запуск новых экспортных трубопроводов, как например в случае с ВСТО-2, «даст очень серьезный толчок» для развития и что подобные проекты «существенно расширяют инфраструктурные возможности» восточных регионов страны. Хотя вполне очевидно, что магистральные трубопроводы всего лишь предназначены для перекачки нефти и газа и никаких дополнительных эффектов сами по себе принести не способны. В этой связи нельзя не отметить, каким контрастом в сравнении с нашими «победными реляциями» выглядят сообщения из Китая, где почти одновременно с пуском ВСТО-2 была сдана в эксплуатацию самая длинная в мире - 2,3 тыс. км, высокоскоростная железная дорога, связавшая столицу страны с несколькими провинциальными центрами. Такие инфраструктурные проекты действительно играют серьезную интегрирующую роль в национальной экономике и порождают множественные косвенные эффекты.

Нельзя не отметить и устойчиво негативную - с позиций «сверхдержавности» тенденцию к сужению российской ниши на мировых энергетических рынках. В последние 7-8 лет доля России в мировом нефтяном экспорте стабилизировалась примерно на отметке в 14%, а в экспорте газа снизилась с 25 до 18%. Не растет удельный вес России и в добыче углеводородов, застыв где-то на уровне 12-13% по нефти и 18-19% по природному газу.  Сложившаяся динамика показателей отражает объективные и субъективные трудности в современном развитии отечественного НГС, которые выливаются в торможение роста производственных показателей, что противоречит не только курсу на «энергетическую сверхдержавность», но соображениям вполне утилитарной выгоды. В пику идее «сверхдержавности» можно сколько угодно дискутировать на тему о целесообразности наращивания экспорта энергоресурсов, но от этого факты не перестанут быть фактами.

Действительно, нет ничего хорошего в том, что наша экономика находится в слишком сильной зависимости от экспорта сырьевых товаров и конъюнктуры мирового рынка сырья. Но и сужение российской ниши, к примеру на рынке природного газа, тоже не предвещает ничего хорошего, если это не будет компенсировано увеличением объемов внешней торговли обработанными и высокотехнологичными товарами. Следует также учесть, что наши основные конкуренты на газовом рынке не столь привередливы в своих конечных целях и в отличие от «Газпрома», как правило, не претендуют на глубокую интеграцию в систему энергоснабжения стран-импортеров. То есть де-факто они готовы предложить свой товар на потенциально более выгодных для покупателей условиях, нежели российский экспортер, действующий в соответствии с требованиями курса на «энергетическую сверхдержавность».

Логично предположить, что «энергетическая сверхдержава», дабы не превратиться в «энергетическую империю», должна не только править миром, давать странам-импортерам нефть и газ, извлекая свои выгоды, но и быть своего рода покровителем, гарантом энергетической безопасности и стабильности. Действия под известным из гайдаевской кинокомедии управдомовским девизом: «А если не будут брать, отключим газ!» - станут, скорее всего, неуместны. Например, опасаясь диктата, традиционные европейские импортеры российского природного газа отчаянно диверсифицируют источники своего энергоснабжения. Со своей стороны, Россия предпринимает усилия по диверсификации географических направлений экспорта, открывая для себя азиатские рынки. Но эти рынки являются конкурентными, поскольку не привязаны к жестким конфигурациям поставок, а потому не столь уж просты для нас. На них нужно учиться работать, чтобы не попасть в зависимость от покупателей, которые хоть и ждут прихода наших энергоресурсов, но рассчитывают на покладистость российской экспортной политики, полагая, что нам все равно некуда деваться. В этом смысле показательна позиция Китая, ставшего нашим главным восточным контрагентом в торговле энергоресурсами и умело использующего свое экономическое превосходство для достижения наиболее выгодных для себя условий поставок нефти и газа из России.

Позитивный настрой в политике «энергетической сверхдержавы» не может граничить с альтруизмом. Чтобы не скатиться к последнему от России требуется достаточная уверенность в собственных силах, подкрепляемая целым комплексом аргументов, которые должны быть в арсенале любой державы, любого государства, претендующего на свою политическую и экономическую самостоятельность. «Энергетическое оружие» выстрелит точно в цель лишь при условии, что «стрелок» умеет хорошо обращаться с этим «оружием» и способен при необходимости защитить его от чужих посягательств.

«Энергетическая сверхдержавность» - это чрезвычайно сложный для России политико-экономический курс с шансами на успех и рисками неудачи. Максимизация первых и минимизация вторых во многом будут определяться тем, насколько адекватными, прагматичными и целеустремленными окажутся решения и действия, предпринимаемые российскими властями. Будут ли извлечены надлежащие уроки из кризисов и сложных ситуаций, в которые прежде попадала наша страна, запутавшись в противоречивых стремлениях сохранить стабильность, получить выгоды от ресурсного изобилия и не угодить при этом в глубокую сырьевую зависимость? Или мы и дальше будем двигаться по инерции, ссылаясь на безысходное «ресурсное проклятие»? Сегодня и в дальнейшем от российского руководства будет зависеть многое; потребуется не только компетентность, знание и понимание проблем, стоящих перед страной, но и политическая воля для принятия и выполнения решений, которые с неизбежностью должны затронуть институциональный каркас национальной экономики.

Все это имеет весьма отдаленное отношение к мифическому «ресурсному проклятию», которое, якобы, довлеет над Россией. Автор готов присоединиться к выводу, сделанному в одной из недавних публикаций У. Томпсона: «Утверждения о том, что Россия превращается в снежную Венесуэлу, сильно преувеличены. В политическом аспекте удивляет не то, как хорошо Россия соответствует стереотипам сырьевой политэкономии, но, наоборот, то, как успешно она до сих пор сопротивлялась многим институциональным и политическим извращениям, обычно ассоциируемым с развитием, в основе которого лежит сырье. Более того, есть все основания утверждать, что и без всяких ресурсов Россия страдала бы от тех же самых проблем.

Одновременно в тезисе о том, что ресурсное богатство России представляет опасность для ее политического развития, все же есть некоторая справедливость. Однако основная проблема не в природе этих ресурсов, но в их локализации в институциональной среде, плохо подготовленной для преодоления проблем, порождаемых богатством такого рода». К этому следует добавить, что в России аналогичные проблемы, хотя и не в таких масштабах, порождаются любым богатством. Любой доход приобретает в той или иной степени рентный характер, любой источник дохода уподобляется нефтяному месторождению, а любой бизнес и управленческая деятельность в значительной мере превращаются в погоню за рентой.

Современные российские проблемы схожи с проблемами всех ресурсно избыточных стран, однако имеют свою специфику, поскольку Россия - это, все же, не «третий мир». Схожесть состоит в многообразной зависимости от «первого мира»: в наследство от СССР России досталась экономика, находящаяся в довольно сильной технологической зависимости от Запада, а не просто ресурсозависимая, и включающая гипертрофированный военнопромышленный сектор - развитый технологически, но склонный к инерционному росту, низко мобильный, плохо приспособленный к потребностям гражданских отраслей. Также как и страны «третьего мира», Россия вступила в полосу дискретных институциональных, общественно-политических и экономических трансформаций, которые именно в силу своей дискретности неизбежно способствуют активизации ренториентированного поведения, а наличие ресурсов создало для этого исключительно благоприятную среду.

Главное же наше отличие от «третьего мира» заключается в неодинаковости базовых условий протекания трансформационных процессов. Для стран «третьего мира» типичными являются переходы от колониальной подчиненности к политической независимости и от бедности к богатству, что порождает стремление к ускоренной модернизации социально-экономических систем, пусть и далеко не самыми лучшими способами. В России дискретные трансформации оказались неразрывно связаны с деградацией традиционной, созданной в советский период времени, индустриальной экономики, в развитости которой мало кто сомневался, а также с переходом от богатства к бедности, от величия - к второстепенной роли на мировой сцене. Тот факт, что бытовавшие в преддверии перехода общественные представления о величии, богатстве и экономической мощи страны были не вполне адекватны и слишком догматичны не имеет принципиального значения, так как они стали неотъемлемой частью национального менталитета, по которому падение Советского Союза нанесло сокрушительный удар.

Поэтому нынешняя, если можно так сказать, обреченность России, в отличие от стран «третьего мира», связана отнюдь не с теоретическим «ресурсным проклятием» и даже не с объективными отрицательными проявлениями ресурсного изобилия, а с неизбежным для нас решением фундаментальной дилеммы «Быть или не быть?». Стать если не сверхдержавой, то хотя бы подлинной державой, на равных взаимодействующей с внешним миром, но не находящейся в полуколониальной зависимости от него; державой, способной обеспечить своим гражданам все необходимые условия для построения достойной жизни.

Стремясь «быть», мы опираемся на ресурсы, которые становятся предпосылкой для особого, сопряженного с определенными шансами и рисками, позиционирования России на мировой арене в качестве «энергетической сверхдержавы». Но в какой степени эта внешняя по своей сущности «сверхдержавность» сможет обернуться внутренними выгодами, измеряемыми не прибылями государственных и частных корпораций, а реальным ростом общественного благосостояния, пока не слишком ясно. Точно также не вполне ясно, как это отразится на состоянии и динамике всего комплекса отечественных институтов, опосредующих процессы общественно-политического и экономического развития и несовершенство которых перерастает в проблему целеполагания в политике государства. В общем, остается немало вопросов касательно нашей сырьевой зависимости, перспектив ее преодоления или перевода в более приемлемые форматы взаимозависимости между Россией и миром.

Ответы на эти непростые вопросы сможет дать только время, которого для решения нашей фундаментальной дилеммы остается все меньше и меньше. Но будем надеяться на лучшее - на то, что разыгрывать «нефтегазовый цугцванг» не придется в условиях политико-экономического «цейтнота»...

 Публикуемый материал является фрагментом из книги "Нефтегазовый цугцванг. Очерки экономических проблем российского нефтегазового сектора"; Автор книги Владимир Шмат.

 

Назад



 
       АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЛЕНТА      --------

Экономика Швеции
  
.........................................................................

Экономика Ирландии


........................................................................


Экономика Нидерландов
 

.........................................................................

Экономика Германии
 

........................................................................

Экономика Финляндии
   
........................................................................

Экономика Польши


........................................................................

Экономика Франции


........................................................................

Экономика Норвегии

........................................................................

Экономика Италии


........................................................................

Экономика  Англии 

.......................................................................

Экономика Испании
.........................................................................

Экономика Дании


.......................................................................

Экономика Турции


.......................................................................

Экономика Китая


.......................................................................

Экономика Греции

......................................................................

Экономика США
 
.......................................................................

Экономика Австрии

......................................................................

Экономика России


.......................................................................

Экономика Украины


........................................................................

Экономика Кипра

.......................................................................

Экономика Израиля

.......................................................................

 Экономика Японии


......................................................................

 Экономика Индии


......................................................................

Экономика Европы


......................................................................