В японской интеллектуальной и политико-экономической среде инфляция редко рассматривается в качестве отдельной самостоятельной темы, имеющей общественное звучание. Главная задача в области экономики и экономической политики, которая японской политической и финансово-экономической элитой рассматривается в качестве стратегической, - это преодоление затянувшейся на два десятилетия стагнации и вывод страны на траекторию устойчивого роста, причем темпами, достаточно высокими для того, чтобы этот рост не оставался сугубо статистическим феноменом, а непосредственно и однозначно ощущался субъектами хозяйственной жизни. Однако в поиске решения для этой задачи, а также в анализе причин, по которым уже испробованные рецепты не привели к удовлетворяющему результату, заметное место принадлежит анализу ценовой динамики и ее взаимосвязи с различными элементами политики стимулирования экономического роста.

Долгосрочное замедление экономического роста в Японии, наблюдающееся еще с 1970-х годов, с определенного момента стало вызывать серьезные вопросы и озабоченность в политическом классе страны, хотя этот момент наступил не сразу и долгое время был, как минимум, неочевиден. Действительно, после приблизительно полутора десятилетия японского «экономического чуда», продолжавшегося со второй половины 1950-х годов до первого «нефтяного шока» 1972 г., снижение темпов прироста ВВП с двухзначных или близких к ним величин до уровня в 3-5% воспринималось как естественное - по мере формирования современной структуры экономики, повышения требований к инфраструктуре, уровня жизни и потребления, а также социальных и экологических стандартов. В 1970-1980-е годы Япония окончательно заняла место развитой страны на глобальной шкале, стала полноценным и успешным участником глобального «клуба избранных», членом ОЭСР, субъектом международной помощи развивающимся странам. Однако события в экономике страны в конце 1980-х - начале 1990-х годов были восприняты ею как сбой в процессе адаптации к своему новому статусу и новым условиям.

Динамика цен при переходе к «умеренным» темпам роста
Конец 1980-х годов был отмечен резким ростом цен на некоторые категории экономических активов, в первую очередь на земельные участки, акции и ряд других фондовых инструментов, что воспринималось как очевидный перегрев конъюнктуры с образованием так называемого «мыльного пузыря». Было очевидно, что увеличение стоимости активов и связанных с этим доходов никак не было связано с реальным ростом производительности экономики, и в какой-то момент должно было произойти резкое восстановление пропорций между отдельными стоимостными показателями, нарушенных спекулятивными операциями и нереалистичными ожиданиями экономических агентов. Это и имело место в самом начале 1990-х годов: тенденции переломились, ранее «надутые» активы резко упали в цене, вызвав кризисные явления в банковском секторе. Последнее было совершенно естественным явлением, поскольку переоцененные активы в значительных количествах использовались в качестве обеспечения займов, и резкое падение их котировок обесценивало залоги и порождало требования со стороны кредиторов в экстренном порядке предоставить дополнительное обеспечение. Невозможность в массовом порядке удовлетворить требования кредиторов о приведении стоимости залогов в соответствие с объемом выданных кредитов неизбежно привела к нарастанию объема «плохих долгов» в банковском секторе, ухудшению показателей ликвидности и достаточности капитала, необходимости экстренных мер правительства и денежных властей по нормализации ситуации в этом секторе в долгосрочном плане. Оздоровление растянулось на десятилетие, что неизбежно сказалось и на динамике стоимостных показателей, и на ожиданиях в отношении будущего, и на перспективах восстановления устойчивого роста.

В течение всего десятилетия 1991-2000 гг. ежегодный прирост подушевого дохода составлял в среднем 0,5%. В течение следующего десятилетия он несколько повысился, но все равно не превысил однопроцентного порога. Это означало, что при очевидном росте технического уровня экономики ее производительность почти не росла - доходы населения и корпораций практически застыли на фоне ускоренного «догоняющего» роста новых полюсов мировой экономики. Китай в этот период вплотную подошел, а позже и обогнал Японию по размерам ВВП в абсолютном выражении, прочно закрепившись в статусе второй экономики мира после США.

Что же касается динамики цен, то в течение длительного времени она не была первоочередной заботой японской политической и деловой элиты, хотя признаки закрепляющейся дефляции стали очевидными уже во второй половине 1990-х годов, а с вступлением в новое тысячелетие по существу стала эндемичной структурной характеристикой японской экономики. Это явствует как из динамики потребительских цен, так и из изменений величин дефлятора ВВП, который с 1999 г. в течение полутора десятилетий не покидал зону отрицательных значени.  

И все же в общественном дискурсе того периода тема дефляции не рассматривалась в качестве первоочередной проблемы и главного фактора, препятствующего восстановлению экономики. Тем более что вплоть до 2009 г., когда Японию поразили волны международного финансово-экономического кризиса, начавшегося со «схлопывания» на американском рынке ипотечных кредитов субстандартным заемщикам, общая тенденция состояла скорее в постепенном выходе ценовой динамики в положительную зону. Соответственно, преобладали надежды на уход от дефляции и связанных с нею негативных цепочек влияния отдельных компонентов общей картины экономики через естественное восстановление механизмов роста, после того как последствия кризисов будут постепенно преодолены.

Многое изменилось, однако, с приходом в конце 2012 г. на пост лидера главной партии японского политического класса, олицетворяющей политический истэблишмент этой страны с его традиционной консервативной направленностью, нынешнего премьер-министра страны Синдзо Абэ.

Специфика «абэномики»: динамика цен как ключевое звено
В целом, конечно, экономическая стратегия, а во многом и тактика японского правительства под руководством нынешнего премьера сохранила преемственность по отношению к линии, проводившейся при его предшественниках, включая краткий период руководства страной другой партией консервативного толка - демократической - ДП. Все предлагавшиеся и, в определенной степени, проводившиеся в жизнь этими предшественниками рецепты преодоления экономической стагнации базировались на традиционных концепциях западного экономического мэйнстрима. Они представляли, да и сейчас продолжают представлять собой комбинацию традиционных приемов воздействия на экономическую жизнь методами монетарной, бюджетной и структурной политики с целью стимулирования отдельных сегментов спроса, что, по мысли правительственных и околовластных экспертов, должно, вместе и по отдельности, запустить восходящую спираль роста производства, доходов, инвестиций и производительности. Особое значение при этом придается манипулированию величиной роста цен - инфляции, курса национальной валюты и стимулированию инвестиционной активности традиционными методами «промышленной политики». Именно к этому сводится и содержание так называемой «абэномики» - комплексной экономической стратегии, провозглашенной С. Абэ. в качестве официальной доктрины.

Несмотря на броские лозунги - в первоначальном варианте это были знаменитые премьерские «три стрелы», обозначавшие, соответственно, монетарную экспансию, активное бюджетное стимулирование конъюнктуры и «структурные реформы», по сути в пакете мер, предложенных С. Абэ, не было ничего оригинального: речь шла о том, чтобы привычными методами «разогнать» экономический рост, стимулируя его главным образом со стороны спроса. Хотя последняя «стрела» в последующем была заменена на стимулирование инноваций - призванных обеспечить, согласно официальной доктрине, так называемую «революцию производительности», непосредственного влияния на предложение эта перемена в акцентах не оказала, так что стимулирование спроса осталось главным и, по существу, единственным полем приложения усилий премьерской экономической команды в широком смысле слова, включая руководство центрального банка страны, которое формально не зависит от кабинета при формулировании своей политики, но фактически координирует свои позиции с основными правительственными институтами.

Одним из ключевых положений «абэномики», как было сказано выше, стала постановка задачи преодоления дефляции. Она рассматривалась экономистами, стоявшими за политическими декларациями нового кабинета, в качестве едва ли не главного препятствия для вывода экономики на траекторию устойчивого роста.

Дефляция товарных цен и активов, как известно, является фактором, способствующим повышению склонности домохозяйств к сбережению и стагнации текущего потребления; отрицательно сказывается на динамике совокупного спроса. Одновременно дефляция дестимулирует инвестиции в корпоративном секторе, затрудняя бизнес-планирование и настраивая компании на пассивную стратегию, при которой значительная часть свободных средств держится в низкодоходных безрисковых инструментах, которые в этих условиях гарантируют отсутствие потерь как в бухгалтерских, так и в реальных категориях. Как правило, дефляция ведет к образованию порочного круга отрицательного взаимодействия факторов, лежащих на стороне спроса, и факторов на стороне предложения. А именно: стагнация спроса через ценовую динамику посылает негативные сигналы производителям, а снижение активности последних через динамику доходов, занятости населения и распространение соответствующих ожиданий, в свою очередь, оказывает угнетающее воздействие на спрос. Этот порочный круг гасит импульсы к росту, привносимые в систему стимулирующей государственной политикой, если последние недостаточно велики, чтобы преодолеть инерцию уже сложившихся ожиданий.

Все названные явления в той или иной степени присутствовали в японской экономике 1990-х и 2000-х годов, которая, как полагает большинство японских экономистов, стала жертвой дефляционных болезней после так называемого «сдутия финансового пузыря» - резкого падения стоимости финансовых активов в начале 1990-х годов, после которого негативные ожидания «убили» динамизм большей части внутренних рынков и, вследствие неспособности экономических и монетарных властей переломить эти ожидания, вылились в стагнацию и даже определенное снижение общего уровня цен на товары и услуги, о котором было сказано выше.

Фактически всю вторую половину 1990-х годов и первое десятилетие нового века корпоративный сектор Японии имел дело с последствиями вышеупомянутого «сдутия пузыря» для динамики цен на широком круге рынков, включая рынки недвижимости, репрезентативные рынки промышленной продукции производственного назначения, потребительские рынки.

Шок от резкого падения цен на финансовые активы имел долгосрочные последствия не только сам по себе, но и в совокупности с эффектом сильной интернационализации японского бизнеса, достигнутой к началу 1990-х годов. Последняя облегчала перенос акцентов инвестиционных и бизнес-стратегий крупнейших японских корпораций с внутренних на зарубежные рынки и инвестиционные площадки. Стагнация внутреннего спроса и общее снижение рентабельности сравнительно эффективно компенсировались высокими темпами зарубежной экспансии и не порождали у политически активной части бизнеса ощущения острого кризиса, который требовал бы немедленных и экстренных мер реагирования.

В результате логически и фактически связанные между собой низкие ожидания относительно ценовой динамики и объемов рынков в Японии привели к закреплению застойных тенденций и паттернов и сохранению в течение двух десятилетий темпов экономического роста на уровне в среднем менее одного процента в год. И если поначалу подобная динамика рассматривалась как неизбежный атрибут структурного приспособления экономики к новым условиям, как своего рода закономерная перегруппировка перед началом нового рывка, то по мере роста ощущения, что процесс явно затягивается, в японском политическом классе росли настроения в пользу переосмысления происходящего и интенсивного поиска путей преодоления порочных взаимосвязей. По существу, «абэномика» была политически разрекламированным ответом на опасения, что общая стагнация объемов продаж, доходов и цен закрепится в качестве главного тренда в экономике страны на долгие десятилетия. При этом в качестве ключевого элемента порочной системы взаимного негативного влияния отрицательных значений этих показателей были особо выделены цены.

Одной из главных идей «абэномики» стало предложение путем активной монетарной и бюджетной политики «разогнать» цены на потребительском рынке не позволяя, конечно, инфляции подняться выше неких пороговых значений и тем самым стимулировать население больше тратить, а компании - больше инвестировать в расширение производства и сбыт, порождая дополнительный спрос на банковские кредиты и трудовые ресурсы. Учитывая ограниченность предложения последних при сокращающемся и «стареющем» населении, это должно было заставить компании повысить уровень заработной платы и стимулировать внедрение трудосберегающей техники и оборудования. Все это в совокупности позволило бы постепенно «раскрутить» механизм роста, частью которого должно было стать долгосрочное повышение производительности и международной конкурентоспособности японской экономики. Это, в свою очередь, обеспечило бы устойчивый и долгосрочный характер нового экономического подъема.

Так или иначе, в основу «абэномики» были положены проинфляционная политика денежных властей и стимулирующая бюджетная политика центрального правительства.

В качестве главного инструмента увеличения денежного предложения центральный банк - Банк Японии - объявил о программе регулярного выкупа гособлигаций у банков и других корпоративных держателей - собственном варианте политики «количественного смягчения», проводившейся Федеральной резервной системой США. Программа связывается общественным мнением с именем нынешнего главы Банка Японии Харухико Курода, которого автор «абэномики» рекомендовал на этот пост вскоре после своего избрания и с именем которого ассоциируется политика японских денежных властей с апреля 2013 г. Основы и ориентиры программы увеличения операций с целью энергичного расширения денежной базы были объявлены новым руководством в получившем широкое освещение в СМИ заявлении от 5 апреля 2013 г., в котором фактически было выражено согласие с призывом С. Абэ сделать «все возможное» для того чтобы в «максимально сжатые сроки» выйти на 2-процентный ориентир годовой инфляции.

Строго говоря, практика денежного смягчения путем операций на рынках государственных долговых бумаг существовала и ранее. Периодически Банк Японии объявлял о планах увеличения своего портфеля гособлигаций за счет покупки их на открытом рынке - в частности, подобного рода программы объявлялись и реализовывались в конце 2000-х годов и в 2010-2012 гг. Уже тогда монетарными властями была официально поставлена задача в течение года-двух вывести динамику потребительских цен на уровень прироста темпом 1% в год, что предполагало значительный дополнительный «впрыск» ликвидности в банковскую систему. В результате объем гособлигаций (government bonds) на балансе центрального банка начиная с первого квартала 2009 г. устойчиво рос и за четыре года увеличился приблизительно вдвое.

Однако после смены руководства центрального банка масштабы и темпы покупок резко возросли. Они были доведены до уровня 5,5 трлн иен ежемесячно, так что только за полтора года - с середины 2013 г. до конца 2014 г. объем гособлигаций на балансе Банка Японии еще раз удвоился, превысив уровень 200 трлн. иен.

Для этого были внесены определенные изменения в директивы и практику работы с этими ценными бумагами - в портфеле банка было увеличено наличие более «длинных» облигаций, добавлена возможность принятия на баланс долгосрочных и некоторых специфических инструментов, в частности, биржевых инвестиционных фондов. Было проведено укрупнение и слияние некоторых узких программ работы на вторичных рынках.

Интенсивность программы количественного смягчения не снижалась и в последующие годы, в результате чего к середине 2017 г. вышеназванный показатель превысил 400 трлн. иен. Соответственно, большая часть этого прироста имела своим отражением получение финансовыми институтами, выступавшими в роли продавца этих облигаций на вторичном рынке, беспрецедентно крупных объемов ликвидности, которые должны были оказать понижающее давление на уровень стоимости кредитных ресурсов для конечных заемщиков и тем самым опосредованно потянуть вверх цены на товарных рынках.

В эту же сторону должна была давить политика предельно низких процентных ставок, устанавливаемых центральным банком как регулятором финансовых рынков. Банк Японии был своего рода пионером среди развитых стран в действиях на этом направлении: еще в 2000-2009 гг., когда в еврозоне и в США ключевая ставка денежных властей находилась в диапазоне 2-5%, в Японии она не превышала 0,5%. Соответственно, использовать снижение ставки для стимулирования кредитной экспансии в Японии было практически невозможно, и базовая ставка кредитования финансовых институтов Банком Японии с 2008 г. установлена на уровне 0,3%.

Вместе с тем в реально существующих условиях для кредитных учреждений важна другая ставка - ставка, применяемая к остаткам коммерческих банков на счетах в центральном банке. Эта ставка после ряда изменений была выведена Банком Японии в отрицательную зону, где и находится все последнее время.

Наконец, Банк Японии прибег к активному опосредованному регулированию ставок на вторичном рынке гособлигаций. Объем выкупа гособлигаций с некоторого времени стал определяться с учетом его влияния на уровень доходности облигаций при текущем уровне их котировок. С учетом ключевой роли этого рынка для регулирования ликвидности в банковской системе уровень доходности торгуемых на нем инструментов оказывает большое влияние на уровень процентных ставок - как на межбанковском рынке, так и, опосредованно, на рынке розничного кредитования. Общее направление действий центрального банка в этой части состояло в снижении привлекательности государственных бумаг как средства хранения ликвидности.

Смысл этих мер, очевидно, состоял в том, чтобы методами процентной политики «вытолкнуть» максимальное количество банковской ликвидности на рынки корпоративного и потребительского кредитования, провоцируя рост расходов и цен.

С другой стороны, важное место в этой цепочке действий отводилось и динамике курса национальной валюты. В 1990-е и 2000-е годы преобладающим трендом был рост курса иены, что было дополнительным фактором, отрицательно сказывавшемся на динамике производства и цен в стране. Экспортеры испытывали дополнительное давление в пользу целесообразности переноса производственных площадок за пределы Японии, а относительное удешевление импорта, естественно, оказывало угнетающее воздействие на уровень внутренних цен.

Соответственно, органической частью «абэномики» стала идея желательности и необходимости удешевления иены, которое и произошло в первый период. Падение стоимости иены по отношению к доллару США и евро в этот период привело к росту средневзвешенных цен на импорт, которые в 2013 и 2014 гг. повысились на 14,5% и 4,2% соответственно.

Борьба с дефляцией - неоднозначные результаты
Все эти меры, каждая по отдельности и все в совокупности, возымели определенный эффект - хотя и не такими темпами и не в том масштабе, на которые рассчитывали авторы «абэномики» в начале срока работы администрации премьера, давшего имя этой концепции. В период 2013-2014 гг. в результате активной проинфляционной политики, включая определенное манипулирование курсом национальной валюты - большей частью посредством «вербальных интервенций», властям удалось добиться определенного перелома - как тогда казалось, имеющего все шансы приобрести долгосрочный характер. Оптовые и розничные цены начали рост, достигая в определенные моменты целевого ориентира 2% в годовом исчислении; ожидания экономических агентов, как показывали регулярные опросы, начали меняться в требуемом направлении. Правительство объявило об успехе, провозгласив выход экономики из «дефляционной ловушки» состоявшимся, а задачи первого этапа «абэномики» - решенными, что и было зафиксировано в новой версии главного правительственного документа - «Стратегии ревитализации Японии», утвержденной кабинетом министров в июне 2016 г.

Однако уже в 2015 г. стало ясно, что победные реляции были все-таки преждевременными. Курс иены, снижавшийся в течение всего 2013 и 2014 гг. под влиянием, в числе прочего, вербальных и реальных интервенций Банка Японии, со второй половины 2015 г. поменял вектор своего движения на противоположный и за год с небольшим вернулся к значениям конца 2013 г. - чуть более 100 иен за доллар США. В результате цены на импортные товары после роста в 2013-2014 гг., в 2015 г. снизились на 11,3%.

Лишенный поддержки в виде дорожающего импорта и ограничиваемый слабой динамикой потребительского спроса, рост потребительских цен, начиная со второй половины 2014 г., постепенно замедлялся и к середине 2015 г. практически сошел на нет. Соответственно, к моменту, когда по политическим соображениям возникла настоятельная необходимость продемонстрировать действенность стратегии «ревитализации» Японии, оказалось, что ее ключевое звено - преодоление «порочных кругов», связанных с дефляцией - оказалось под вопросом.

Хотя ситуация в экономике и давала повод для сдержанного оптимизма - основанием для него были не только объективные данные о динамики ВВП, но и результаты опросов и обследований корпоративного сектора, произошедшие за период первого премьерского срока позитивные подвижки были малы, неустойчивы и во многом опирались на факторы, не имевшие фундаментального характера.

На самом деле, Банк Японии в своей монетарной политике - так называемая «первая стрела» абэномики столкнулся с ситуацией, когда ее действенность с точки зрения стимулирования экономической и потребительской активности оказалась существенно ослабленной. Снижение стоимости денег не привело автоматически к искомому интенсивному росту спроса на кредиты и их объема, который хотя и начал расти, но слабыми темпами. К тому же, еще и сами механизмы снижения стоимости кредитных ресурсов оказались фактически исчерпанными, когда ставки, применяемые финансовыми регуляторами, приблизились к нулевой отметке - феномен, который в 2010-е годы наблюдался не только в Японии, но и в США, а во второй половине десятилетия - также и в еврозоне. Практически все традиционные методы «тонкой настройки» спроса на кредитные ресурсы, описанные в учебниках, в этих условиях оказываются малоэффективными, и авторы правительственной экономической политики не могли не отреагировать на столь очевидную новую ситуацию.

Этот ответ, по существу, состоял в том, чтобы зафиксировать ситуацию практически свободного доступа кредитных учреждений к дополнительным ресурсам, всячески поощряя их к активности на рынке розничного кредитования, и перенести акцент стратегии стимулирования спроса на немонетарные рычаги - прежде всего, расширенное использование для этих целей бюджетных расходов и мер поощрения структурных сдвигов в пользу сфер и отраслей, имеющих потенциал ускоренного роста на основе активных инноваций.

Что касается монетарного инструментария, то акцент был смещен в пользу двух относительно новых положений - 1) закрепления отрицательного процента по депозитам кредитных учреждений и 2) смены приоритета монетарной политики с уровня инфляции на целевые ориентиры процентных ставок.

Что касается первого, то, как уже было сказано выше, с февраля 2016 г. ко всем остаткам средств на счетах кредитных учреждений в Банке Японии сверх обязательных резервов и некоторых нормативов применяется отрицательная ставка процента в размере 0,1% годовых. Это означает, что за любые сверхнормативные резервы в виде неиспользуемых денежных средств регулятор взимает плату за их хранение.

Второе заключается в том, что с сентября 2016 г. был изменен базовый механизм денежной политики Банка Японии: вместо таргетирования инфляции, которая так и не достигла целевых значений, несмотря на все произведенные вливания ликвидности, в качестве главного ориентира было избрано поддержание целевого уровня доходности определенной категории государственных облигаций - yield curve control. В качестве последней были выбраны 10-летние облигации японского правительства, а в качестве целевого значения доходности - нулевая. Инструментом поддержания целевой доходности выступает объем выкупа этих бумаг Банком Японии, оказывающий влияние на их текущие котировки. Смысл же такого таргетирования, по мысли регулятора - обеспечить стабильность и предсказуемость системы рыночных процентных ставок и тем самым облегчить кредитным учреждениям оценку рисков и свое стратегическое планирование.

В отношении собственно инфляции регулятор сохраняет принятый еще в 2013 г. желаемый уровень в 2% в год, но лишь в качестве долгосрочного ориентира, достижение которого постоянно отодвигается Банком Японии на все более поздние сроки. Дефлятор ВВП вновь приблизился к нулевой отметке - 0,3% по итогам 2016 г., а если исключить из расчета компоненту внешнего спроса - минус 0,5%, что еще раз подтверждает недостаточность оснований говорить об успехе «абэномики» применительно к тенденциям кредитно-денежной сферы.

Что же касается стимулирования спроса, то власти имплицитно переносят акцент на непосредственное увеличение государственных расходов, которые в последние годы сдерживались в целях «оздоровления» системы государственных финансов и в 2016 г. внесли нулевой вклад в экономический рост. Обещания увеличить стимулирующие расходы общественного сектора занимали значительное место в публичной риторике премьер-министра в 2017 г., однако практическая реализация соответствующих мер остается под вопросом.

Не в последнюю очередь эти сомнения связаны с тем, что увеличение расходов бюджета вступает в очевидное противоречие с заявленной правительством долгосрочной целью снижения долгового бремени государства - Япония, как известно, является рекордсменом в развитом мире по объему накопленного государственного долга в пропорции к ВВП. Осознавая всю сложность такой задачи, кабинет министров избегает взятия на себя жестких обязательств относительно действий в этом направлении, за исключением официально провозглашенной цели добиться к 2020 г. бездефицитности консолидированного бюджета без учета доходов и расходов, связанных с государственными заимствованиями - «первичный баланс». Однако и эта задача рассматривается как условная, которая может быть скорректирована в зависимости от политической ситуации, причем представители делового лобби отмечают растущую готовность правительства отодвинуть сроки ликвидации первичного дефицита бюджета как минимум на несколько лет.

Шагом в этом направлении стало решение правительства в июне 2017 г. использовать в качестве критерия оздоровления государственных финансов дополнительный критерий - размер государственного долга в пропорции к ВВП, который является менее жестким, чем требование бездефицитности бюджета.

Так или иначе, степень жесткости, которую правительство намерено использовании при планировании бюджетных расходов на кратко- и среднесрочную перспективу, с очевидностью снижается. В первую очередь это связано, конечно, с политическими соображениями и с необходимостью поддержания положительных темпов роста экономики через стимулирование дополнительного спроса, а также облегчения условий для роста предложения, в том числе через структурные сдвиги в предложении на рынке труда. Последнее, в частности, связано с новым правительственным приоритетом увеличения расходов на поддержку высшего образования, а также на субсидирование ухода за детьми и престарелыми с целью стимулирования занятости трудоспособного женского населения. В результате запланированное на октябрь 2019 г. повышение ставки налога на потребление с нынешних 8% до 10% с большой степенью вероятности будет сопровождаться не сокращением дефицита бюджета, как это предполагалось ранее, а дополнительным увеличением расходов.

Есть основания полагать, что это обстоятельство будет способствовать активизации ценовой динамики и повышению фоновых значений инфляции до целевых уровней в перспективе 3-5 лет. И хотя положение о том, что сама возможность активизации экономической динамики тесно завязана на восстановление нормальных уровней инфляции, в последнее время формулируется уже не столь жестко, умеренно проинфляционная политика профильных ведомств, несомненно, будет продолжена, равно как будет продолжен и поиск новых, более эффективных инструментов такой политики с учетом внутренних и международных реалий.