Долговой кризис в зоне евро продолжается уже два года. Он начался с возникновения угрозы дефолта Греции, которой в мае 2010 г. был предоставлен международный кредит 110 млрд. евро для стабилизации экономики и проведения структурных реформ. В ноябре к ней присоединилась Ирландия, получившая аналогичный кредит в 85 млрд. евро. Весной 2011 г. в предкризисном состоянии оказались Португалия и Испания, которым пришлось в срочном порядке принимать меры жесткой бюджетной экономии. Португалия, вместе с тем, была вынуждена обратиться за внешней поддержкой и, в свою очередь, получила от международных доноров 78 млрд. евро для проведения структурных преобразований. В июле - августе начался спекулятивный ажиотаж вокруг долговых обязательств Италии и Испании - третьей и четвертой экономик Еврозоны. В ноябре стремительный рост процентных ставок по итальянским государственным облигациям обрушил правительство С.Берлускони. Испания реагировала на спекулятивный натиск проведением досрочных парламентских выборов, которые как шестью месяцами раньше в Португалии привели к власти правую оппозицию с программой неолиберально окрашенных реформ. Тем временем Греции потребовался новый кредит, причем часть ее быстро растущего долга приходилось просто списать.

Столкнувшись с «эффектом домино», которого она опасалась, но не сумела избежать, Еврозона мобилизовала финансовые ресурсы для помощи своей периферии. Масштабы ее растут. Сложившаяся ситуация постоянно обсуждается в рабочем порядке лидерами ведущих европейских стран, Германии и Франции, проблема выносится на саммиты ЕС. Южная Европа стала эпицентром европейского долгового кризиса, который ставит под вопрос, по мнению ряда авторитетных экспертов, разделяемому, правда, не всеми, само будущее Еврозоны и евро как второй резервной мировой валюты. Как же возникла столь масштабная проблема и каковы перспективы ее решения?

Торговый дисбаланс
Главным проявлением долгового кризиса в Европе является устойчивый торговый дисбаланс, сложившийся к началу 2000-х годов между ее южной периферией и странами-лидерами. Этот хронический дефицит, особенно крупный у Греции и Португалии, свидетельствует о недостаточной конкурентоспособности стран южной части евросистемы.

Лидирующие позиции в экономике и торговле Еврозоны занимает Германия, на долю которой приходится почти 30% ее совокупного ВВП. Около 45% немецкого экспорта направляется в страны Еврозоны. Значительная часть государственного долга стран ЕС сосредоточена в немецких банках. Европейский центральный банк (ЕЦБ), возглавляющий финансовую деятельность Еврозоны, в хозяйственно- правовом отношении и по направленности своей политики является аналогом Бундесбанка. Согласно исследованию международной консалтинговой компании МакКинзи, за последние 10 лет почти треть экономического роста Германии была обеспечена благодаря евросистеме, росту объема торговли и снижению трансакционных и валютно-страховых издержек в ее границах. Евровалюта является одним из важнейших инструментов поддержки немецкого экспорта.

Экономическая политика Германии в 2000-х гг. строилась на основе экспортно ориентированной стратегии роста, что требовало поддержания высокой конкурентоспособности за счет технологического превосходства, экономии на трудовых издержках и сохранения низких темпов инфляции. Лидирующий статус Германии в Еврозоне, с одной стороны, явился плодом экономических реформ, проведенных Г. Шредером в 1998-2005 гг. и направленных на сдерживание темпов роста заработной платы. С другой, важнейшую роль сыграла открывшаяся возможность инвестиционной и торговой экспансии на Восток, на территорию бывшей ГДР и в соседние страны Восточной Европы, которые обладали огромными ресурсами гораздо более дешевой, чем в ФРГ, и при этом достаточно квалифицированной и культурно близкой рабочей силы. В то же время Германия прилагала большие усилия к модернизации стратегических отраслей своего экспорта, в первую очередь машиностроения, и сферы транспортных услуг.

Отставание стран Южной Европы (ЮЕС) в плане конкурентоспособности обусловлено в первую очередь характером их экспортной специализации. За исключением Италии, в промышленной структуре которой имеется ряд современных экспортных производств, страны Южной Европы в 2000-х гг. специализировались в основном на развитии международного туризма и сопряженного с ним жилищного и инфраструктурного строительства (гостиницы, автострады, аэропорты и др.). В отличие от стран «центра» Еврозоны в том числе таких малых, как Финляндия, современная наукоемкая продукция занимает незначительное место в структуре экспорта ЮЕС. Ее удельный вес не превышает 5-6%, в то время как у Германии, Франции, Нидерландов он составляет от 15 до 19%.

Италия в послевоенный период была единственной из стран «большой семерки», в экспорте которой не сокращалась, а увеличивалась роль отраслей, работающих на потребительский спрос. Их продукция, которую в прессе стало принято именовать «Made in Italy», чтобы подчеркнуть качество и уникальность дизайна, в течение десятилетий занимала устойчиво высокие позиции на мировом рынке. Но с развитием процесса глобализации и особенно в ходе кризиса 2008-2009 гг. эти экспортные отрасли понесли серьезный урон из-за сжатия экспортных рынков и возросшего соперничества аналогичных товаров развивающихся стран, которые использовали свое главное конкурентное преимущество - дешевизну рабочей силы. Туристский же бизнес и сопряженное с ним строительство пали первыми жертвами мирового финансового кризиса.

Специализация на отраслях низкого и среднего технологического уровня не единственная причина конкурентного отставания Южной Европы. Имеется целый комплекс факторов и условий структурного порядка, ставящих эти страны в невыгодное положение по сравнению со странами-лидерами. Иллюстрацией может служить недавнее исследование итальянской ассоциации Confartigianato, которое проводит сравнение национальной экономики с экономикой Германии по 50 параметрам. Авторы указывают на неблагоприятное для Италии сочетание меньших размеров ВВП на душу населения с более высоким налоговым бременем; огромные расходы на содержание госаппарата при его низкой эффективности; дороговизну электроэнергии и галопирующий рост тарифов на коммунальные услуги; более низкий образовательный уровень населения и неполноту использования трудовых ресурсов; широкое распространение теневой экономики и т.д.

Степень отставания ЮЕС по конкурентоспособности и амплитуда факторов, его обусловливающих, прослеживаются по данным Международного экономического форума (МЭФ) в Давосе, использующего экспертные оценки по 12 сводным критериям, всего 116 показателей. В докладе МЭФ за 2010-2011 гг. Испания занимала в мировом рейтинге 42-е место, Португалия 46-е, Италия 48-е, Греция 83-е, в то время как страны-лидеры Еврозоны и ЕС располагались в первой или второй десятке перечня, включающего 139 стран.

Критерий «способность к инновациям» четко разводит ЮЕС и страны-лидеры по разным группам: Германии принадлежит в мировом рейтинге первое место, Финляндии пятое, Франции восьмое, Нидерландам десятое; Италия занимает 27-е, Португалия 39-е, Испания 42-е, Греция 105-е.

Критерий «контроль над внешней торговлей» дает аналогичные результаты: Германии принадлежит второе место, Италии - 43-е, Испании 57-е, Греции 61-е, Португалии 65-е.

По «сложности производственных процессов» степени применения в национальном производстве лучших, наиболее эффективных технологических процессов Германия стоит на втором месте, Италия на 27-м, остальные ЮЕС занимают позиции между 36-й и 70-й. И так далее.

Конечно, неравенство уровней экономического развития в ЕС существовало изначально, и при вступлении в него Испании, Португалии и Греции были предоставлены переходные периоды для проведения структурных преобразований в экономике. Сближение уровней развития стран и районов, входящих в ЕС так называемая политика сплочения было главной задачей региональной политики ЕС. В рамках трех среднесрочных программ, проведенных с 1989 по 2006 гг., «целью N 1» объявлялось развитие отстающих в основном аграрных районов. Им было выделено около 70% общих ассигнований из регионального и социального фондов ЕС, а также специально созданного в 1993 г. для менее развитых стран «фонда сплочения». В ныне действующей программе на 2007-13 гг. объемом 336,1 млрд. евро, что составляет более трети общего бюджета ЕС почти 80% всех средств направляется на «конвергенцию экономики регионов». Еще 17% предназначено на цели «региональная конкурентоспособность» и «обеспечение занятости».

Южная Европа была и остается главным адресатом этих программ. За указанный период Испании было выделено 104,9 млрд. евро более 20% общих ассигнований, Греции 48,3 млрд., Португалии 47,0 млрд, Италии 62,7 млрд евро. Массированное вложение средств из фондов ЕС заметно преобразило базовые отрасли хозяйства Южной Европы. Так, Испания вышла к 2011 г. на 14-е место в мировом рейтинге по уровню развития инфраструктуры. Португалия выдвинулась как один из европейских лидеров по использованию ветровой энергии. Греция как и Португалия сделала заметные успехи в развитии сферы образования. Результатом этих программ можно считать заметное сближение уровней благосостояния: величина ВВП на душу населения с учетом покупательной способности сравнялась у Испании со средним уровнем ЕС и Италии, у Португалии и Греции имевшийся разрыв сократился до 10-20 процентных пунктов.

Однако региональные программы ЕС, будучи сфокусированными на развитии отсталых, по большей части аграрных районов Южной Европы, не могли или не успели обеспечить достаточно глубокий структурный сдвиг, чтобы вывести этот субрегион на более высокие позиции. Присоединение же к Еврозоне еще более сузило такую перспективу, поскольку направленность экономической политики и прежняя модель роста ЮЕС существенно изменились. Неолиберальные принципы ведения хозяйства, доминирующие в Еврозоне, препятствовали продолжению «догоняющей индустриализации», характерной для менее развитых стран Южной Европы в послевоенный период и опиравшейся на кейнсианские методы государственного регулирования. Для Испании, Португалии и Греции стихийный перенос инвестиционной деятельности местного бизнеса, включая семьи, в сферу туризма и строительства обернулся тенденцией к деиндустриализации. Итальянская экономика, пережив полосу необходимых для присоединения к Еврозоне, но так и не завершенных реформ, снизила темпы роста. В итоге, несмотря на частичное выравнивание уровней душевого дохода и потребительских стандартов структурно- отраслевое отставание южноевропейской периферии от стран-лидеров Еврозоны в 2000-х гг. закрепилось.

Финансовый дисбаланс
Свободный перелив капитала в границах Еврозоны этому во многом способствовал. Немецкие и другие иностранные банки широко кредитовали Южную Европу, рассматривая ее прежде всего как надежный рынок для своего бизнеса. Германия, принявшая переход на евро лишь при условии строгого контроля над инфляцией в рамках Еврозоны, стала де-факто главным распорядителем и проводником неолиберального экономического курса. Единый, «схваченный» валютной дисциплиной еврорынок, с одной стороны, лишил ЮЕС их традиционной отдушины во взаимоотношениях с более сильными партнерами, возможности применять девальвацию национальной валюты для выравнивания торгового баланса. С другой, он открыл для бизнеса и населения Южной Европы возможность широко пользоваться более дешевым, чем на внутреннем рынке, кредитом для своих инвестиционных и потребительских нужд.

Реальный курс евро в странах-лидерах Еврозоны и ЮЕС эволюционировал по-разному: в Германии благодаря более низким темпам инфляции он с течением времени скрыто повышался, в ЮЕС же происходил обратный процесс, обусловленный неблагоприятной для них динамикой трудовых издержек - средняя заработная плата росла быстрее средней почасовой выработки продукции. До наступления глобального финансового кризиса неравенство реального обменного курса камуфлировалось наличием легко доступного дешевого кредита в условиях благоприятной мирохозяйственной конъюнктуры. Но с началом мирового кризиса картина стала резко меняться.

Сокращение объема экспорта и темпов ВВП привели к ухудшению торговых балансов ЮЕС. Упали налоговые поступления в бюджеты, стали расти бюджетные дефициты. ЮЕС обратились к новым заимствованиям, увеличивая тем самым свою внешнюю задолженность. Предпринятая по рекомендации Европейского центрального банка (ЕЦБ) в качестве антикризисной меры рекапитализация банков легла дополнительным бременем на национальные бюджеты ЮЕС. Между тем складывавшееся в субрегионе сочетание депрессивного состояния экономики, углубляющихся бюджетных дефицитов и роста внешней задолженности привлекло внимание международных инвесторов и рейтинговых агентств. Возник кризис доверия к способности ЮЕС обслуживать свои стремительно увеличивающиеся долги. Последовало снижение кредитных рейтингов этих стран и их ведущих банков. Размещение ими новых ценных бумаг в порядке рефинансирования долга обходилось все дороже, поскольку процентные ставки по ним включали инвестиционный риск. Повышался спрэд (разница) между курсами южноевропейских и немецких облигаций. Раскручивалась спираль издержек по обслуживанию долга. Так в Южной Европе возник кумулятивный механизм роста долговой зависимости, приведший в итоге к ситуации системного кризиса.

Ведущую роль в раскручивании долгового кризиса играют международные финансовые рынки, на которых ЮЕС размещают свои новые облигации, чтобы выплачивать проценты по старым. При крупных размерах накопленного долга около 1,2 трлн. евро у Италии, 880 млрд. у Испании, 230 млрд. у Португалии, 160 млрд. у Греции выплаты оказываются тоже значительными. Так, с апреля 2011 по апрель 2012 гг. Италия должна была разместить на международных рынках долговые обязательства на сумму, эквивалентную 40% своего ВВП; Греция и Португалия на сумму около 30% ВВП; Испания около 25% ВВП. Вокруг финансовых операций проблемных стран ведется спекулятивная деятельность: крупные инвесторы, банки, хедж-фонды играют на понижение курса их ценных бумаг и взвинчивают процентные ставки на вновь размещаемые облигации.

Если к государственному долгу стран Южной Европы прибавить задолженность их частного сектора компаний и семей, то общая величина задолженности вырастает у Испании до 366% ее ВВП, у Италии до 313%, у Греции до 284% ВВП. Долговой кризис ЮЕС принял затяжной и долгосрочный характер: темпы роста задолженности стали опережать темпы ее погашения.

Перспективы выхода из кризиса зависят, с одной стороны, от внешней финансовой поддержки, а с другой от результатов структурных реформ, начатых этими странами согласно договоренностям с «тройкой» доноров (ЕЦБ, МВФ и Еврокомиссией) в 2011-2012 гг. По договоренности с партнерами ЮЕС обязались резко сократить расходную часть своих бюджетов и провести налоговые реформы. Бюджетная экономия направлена в первую очередь на социальные расходы в том числе пенсионное обеспечение и содержание госаппарата. Налоговые меры идут по ряду направлений, включая повышение налогов на недвижимость и предметы роскоши. В качестве меры пополнения бюджета рассматривается и приватизация части государственной собственности. Особое значение придается борьбе с уклонением от налогообложения.

Однако ключевым условием выхода из кризиса, как это признается всеми, является возвращение южноевропейских экономик на траекторию устойчивого роста. Это предполагает, прежде всего, основательное реформирование рынка труда, то есть экономию на трудовых издержках и национальных систем социального обеспечения. Здесь сосредоточены основные трудности, поскольку речь идет о перестройке глубоко укоренившихся социальных институтов и о диалоге с политическими и профсоюзными структурами, оказывающими сопротивление «навязанному извне» курсу ограничений. Драматизм ситуации заключается в том, что эти ограничения или преобразования являются для ЮЕС необходимым условием их дальнейшего членства в Еврозоне, и поднявшаяся волна социальных протестов разбивается об этот барьер.

Справедливость требует сказать, что неолиберальный курс экономической политики, лежащий в основе нынешнего долгового кризиса ЮЕС, не был результатом их свободного выбора. Он утвердился в Еврозоне в интересах и усилиями стран-лидеров, в первую очередь Германии, и сохраняется вопреки возникшей угрозе ее существованию в нынешнем виде. Южноевропейским экономикам для возвращения на траекторию устойчивого роста требуется мощный инвестиционный рывок, аналогичный «догоняющей индустриализации» 1960-х - 1980-х годов, однако предписанная им политика жесткой бюджетной экономии, сдерживающая внутренний спрос, этому препятствует. Ситуация объективно противоречива и ставит под вопрос либо продолжение нынешнего экономического курса в Еврозоне, либо дальнейшее членство в ней ее менее модернизированных участников.

С другой стороны, критической оценки заслуживает и докризисная политика ЮЕС. Предусматриваемое Маастрихтским договором выравнивание процентных ставок с немецкими, гораздо более низкими, сократило для ЮЕС стоимость кредита и создало дополнительный, причем немалый, финансовый ресурс. Но эти сбережения не были использованы для производительных капиталовложений, структурной перестройки экономики или покрытия имевшегося долга. Преобладающая их часть ушла на текущее государственное потребление и на поддержку потребительского стандарта населения, повышение заработной платы и пенсий в Испании, кроме того, на спекулятивные вложения в сферу недвижимости, что, возможно, соответствовало идее конвергенции с ведущими странами Еврозоны, но не отражало реального уровня производительности и конкурентоспособности национальных хозяйственных систем Южной Европы. Отсюда упреки в «жизни не по средствам», адресуемые сейчас проблемным странам их партнерами.

Какие последствия имел бы для южноевропейской страны выход из Еврозоны, и насколько он реален? Плюсы и минусы такого шага, проанализированные итальянскими экспертами для своей страны, выглядят следующим образом.

Аргументом в пользу дефолта и выхода из Еврозоны, то есть возвращения к собственной валюте, могло бы считаться то, что страна получила бы возможность использовать девальвацию для повышения конкурентоспособности своего экспорта. Государство обрело бы бюджетную свободу и могло бы использовать ее для стимулирования роста экономики. Прекратился бы выпуск долговых обязательств под растущий процент, поскольку при дефолте кредиторам пришлось бы смириться со своими по крайней мере частичными потерями. Благодаря сбережениям, полученным от сокращения выплат по долгу, можно осуществлять капиталовложения, необходимые стране.

Но такие расчеты иллюзорны. Сокращение размеров внешнего долга само по себе не решит структурных проблем, лежащих в основе слабой конкурентоспособности экономики. Дефолт ударит по держателям государственного долга, национальным банкам и владельцам сбережений в том числе семьям; снижение курса национальной валюты сократит инвестиционные ресурсы страны. Падение стоимости активов банков ограничит размеры кредита и возможности обращения за ликвидностью к международным рынкам, что может вызвать банкротства в финансовой и производственной системе. Сокращение потребления семей усилит рецессию в экономике.

В случае выхода страны из Еврозоны обесценятся не только ее государственные ценные бумаги, но и другие национальные активы, прежде всего кредиты и облигации частных компаний. Наконец, при первом же известии о дефолте начнется набег на банки: владельцы депозитов поспешат изъять их и перевести за рубеж. Чтобы этого избежать, правительству придется заблокировать движение капитала и сократить выдачу средств с банковских счетов.

Повысит ли выход из Еврозоны конкурентоспособность экономики? Италия сильно зависит от импортных поставок сырья, а сырье подорожает вследствие снижения покупательной способности национальной валюты. В порядке компенсации роста стоимости жизни профсоюзы, со своей стороны, потребуют увеличения заработной платы, и трудовые издержки возрастут. Увеличение затрат на заработную плату и сырье поднимет цену конечной продукции, что не придаст ей конкурентоспособности на внешних рынках. Кроме того, партнеры могут отреагировать на девальвацию национальной валюты введением импортных ограничений, что отдалит Италию от пользования преимуществами единого европейского рынка.

Для партнеров по Еврозоне выход из нее какой-либо южноевропейской страны также имел бы серьезные последствия. Помимо чисто имущественных потерь, этот шаг мог бы стать началом конца для всего «европейского проекта», высшим достижением которого является система евро, и сократил бы «мягкую власть» ЕС в современном мире. А для Италии суммарные издержки такого шага, согласно подсчетам исследовательской службы швейцарского банка «UBS», равнялись бы 40- 50% ее ВВП.

Ни руководители проблемных стран, ни лидеры Еврозоны с самого начала кризиса не допускали возможности выхода из нее. Такая возможность вообще не предусмотрена в Маастрихтском договоре. Неформальный лидер Еврозоны А. Меркель неоднократно заявляла, что финансовая поддержка проблемных стран рассматривается как общая для всех задача защиты евро, а сохранение евро определяет будущее ЕС и имеет общемировое значение.

Поэтому Еврозона решительно следует изначально принятому курсу периодической выдачи проблемным странам займов, контролируя их использование в соответствии с объявленными программами структурных реформ и не останавливаясь ни перед необходимостью увеличения размеров кредита, ни перед жесткими действиями в отношении этих стран. «Весь ход переговоров между Грецией и «тройкой» кредиторов, как и манера, в которой ЕЦБ чуть ли не продиктовал итальянскому правительству меры бюджетной экономии и план реформ, ясно показывают, что границы суверенитета кончаются там, где начинается срочная помощь других стран-членов и европейских институтов», - констатируют эксперты французского банка «BNP Paribas».

Созданный в начале кризиса Европейский фонд финансовой стабильности 250 млрд. Евро был поэтапно увеличен в три раза. В июле 2012 г. он будет заменен новой структурой - Европейским стабилизационным механизмом (ESM), наделенным правом выпуска собственных долговых обязательств. Состоявшийся 8- 9.декабря 2011 г. саммит ЕС поставил вопрос о внесении в базовые документы институциональных изменений, направленных на ужесточение бюджетно- финансовой дисциплины и лучшую координацию действий. С целью ограничить деятельность международных спекулянтов, наживающихся на европейском долговом кризисе, вносится предложение учредить в Еврозоне специальный налог на финансовые операции, против чего решительно возражает Великобритания. На недавнем саммите ЕС был подписан «договор о стабильности», вводящий, в перспективе, автоматическое применение санкций к странам-нарушительницам лимитов бюджетного дефицита и государственного долга , договор отказались подписать Великобритания и Чехия. В 12 странах он должен быть утвержден на национальном референдуме.

Исход долгового кризиса в Еврозоне трудно предсказуем, так как в нем переплетаются разнонаправленные тенденции. Еще труднее предсказать сроки выхода из кризиса ЮЕС, особенно Греции, тем более что в ЕС, по-видимому, наметилось снижение темпов роста. Все больше экспертов склоняется к тому, что евро выстоит несмотря на мнение скептиков, по-прежнему считающих, что единая валюта, не опирающаяся на единую бюджетно-финансовую политику, в перспективе обречена. Есть наблюдатели, критикующие Германию и Брюссель за излишний консерватизм экономического курса и постоянное отставание от хода событий. Однако необходимо признать, что Еврозоне удалось остановить спекулятивный натиск на Италию и Испанию, первые шаги которых в области реформ оцениваются положительно. Например, в докладе Давосского форума 2012 года рейтинги стран Южной Европы, кроме Греции, слегка повысились. Процесс европейской интеграции, развивавшийся поэтапно, обычно переходил на более высокую ступень через преодоление очередного кризиса. Возможно, так будет и на этот раз.

Долговой кризис в Европе представляет собой специфическое преломление глобального финансового кризиса 2007-2008 гг. в условиях хозяйственного комплекса, объединяющего страны с разным уровнем развития на основе единой валюты и общего курса экономической политики. Острота ситуации и неопределенность перспектив Еврозоны обусловлены, во-первых, тем, что в основе глобального кризиса лежит разрыв между реальной экономикой и становящейся все более виртуальной финансовой сферой, непомерно разросшейся из-за неконтролируемого использования производных финансовых инструментов деривативов, стоимостной объем которых, оцениваемый в 700 трлн. долларов, многократно превышает величину мирового ВВП 63 трлн. Долларов. Уязвимость Еврозоны, во-вторых, усиливается из-за институционально обусловленной разомкнутости ее денежно-финансовой политики, регулируемой на наднациональном уровне, и бюджетно-налоговой политики, ответственность за которую несет отдельно каждая страна-участница этого хозяйственного комплекса.

Многомиллиардный рынок деривативов контролируется несколькими гигантскими банками по обе стороны Атлантики. Степень риска, взятого на себя ведущими операторами этого рынка, не поддается оценке из-за его непрозрачности. В руках той же группы банков и аффилированных с ней ведущих финансовых учреждений Европы, в частности британских и швейцарских, находится и огромная часть суверенного долга проблемных стран. Спекулятивная спираль, раскрутившаяся между американским и европейским финансовыми рынками в 2000- х гг., угрожает стабильности финансовых систем Запада и всего мира. Любой достаточно крупный сбой может вызвать цепную реакцию, дав начало второй волне глобального кризиса.

В наиболее уязвимом положении находятся страны, которые в силу различных причин не обладают свободой выбора стратегии свого дальнейшего роста. Среди них и страны Южной Европы, оказавшиеся в глубокой долговой зависимости и ограниченные в своих действиях институциональными правилами евросистемы. Решения последних саммитов ЕС направлены на усиление наднационального регулирования путем передачи в центр большей части бюджетного суверенитета стран-участниц. Укрепляя таким образом статус единой валюты, эти решения ставят в жесткие рамки необходимый и трудный для ЮЕС процесс модернизации.