В обильном потоке газетных публикаций система методов экономического управления в Европейском союзе зачастую предстает в утрированном и искаженном виде как чрезвычайно запутанная и не слишком эффективная. Бесчисленные европейские акты якобы содержат смехотворные и мелочные указания по потребительским товарам. О системе распределения средств в ЕС недоброжелатели нам сообщают, что рост его бюджетных расходов плохо контролируется и что деньги эти могут легко разворовываться. Координация национальных курсов в том же ключе подается как бесполезное времяпрепровождение высокооплачиваемых бездельников-бюрократов, которые понапрасну изводят тонны бумаги. 

Реальная ситуация иная, но от этого не менее драматичная. Сфера охвата европейского законодательства остается ограниченной. Средства европейского бюджета весьма незначительны, к тому же он, по Договору, должен быть сбалансированным - бездефицитным. Прямые европейские налоги и сильная европейская социальная политика отсутствуют. Использование Европейской комиссией «мягких» методов по продвижению «гибкости» в тех областях, где национальные правительства сохраняют компетенцию, на сегодняшний день слишком успешным тоже не назовешь.

Ввиду высокой гетерогенности экономического и социального пространства Евросоюза и еврозоны принятие решений на национальном уровне остается эффективным и рациональным способом урегулирования для множества возникающих проблем, что никем не оспаривается. Но страны ЕС и те из них, что входят в еврозону, в особенности просто не могут позволить себе выстраивать свои экономические курсы в изоляции друг от друга, так как последствия каждого сделанного ими выбора сказываются на состоянии еврозоны в целом.

Источником особого беспокойства остается ситуация в Греции - тем более, что свой глубокий шрам там уже оставила заметная социальная деградация. В целом экономические дисбалансы по-прежнему обременяют систему ЕС, составленную из разнородной группы государств. Состояние банковской системы в интегрированной Европе не назовешь здоровым, она уязвима в отношении даже минимальных шоков и плохо поддерживает реальную экономику. Но есть и положительные моменты в борьбе с кризисом. Еврозона посрамила недоброжелателей, предсказывавших ей неминуемый развал. Катастрофы удалось избежать серией спасательных акций, путем вмешательства ЕЦБ и возведением «защитной стены» антикризисных средств.

Главным методом управления в Европейском союзе, который в большей или меньшей мере используется при выполнении его институтами, квази государственных функций управления экономикой, до сих пор принято считать метод наднационального правового регулирования. Цель данного метода состоит в том, чтобы нормализовать поведение акторов на едином внутреннем рынке, связав их некими формальными обязательствами. Для этого применяются специальные инструменты - базовые и делегированные акты, которые обладают юридической силой и предписывают определенные стандарты и правила для государств-членов и хозяйствующих субъектов. Помимо правил по существу того или иного вопроса, сюда относятся также процедурные правила, к примеру, правила ведения мониторинга со стороны Еврокомиссии или наложения санкций, в том числе на национальные правительства.

За детализацию правил и обеспечение их исполнения в Евросоюзе отвечает ЕК. В рамках наднационального регулирования используются меры наблюдения, принуждения, мониторинга, происходит выявление целевых групп, на которые и распространяются вырабатываемые правила. Лица, ответственные за принятие хозяйственных решений, много внимания уделяют юридическому смыслу тех текстов, которые они готовят. Продвигая определенный выбор в хозяйственной политике, его приверженцы стараются изыскать правовые средства по достижению желаемого. Регулирование может принять форму прямого запрета - например, запрет картельной практики в политике конкуренции, ограничений - например, на выбросы вредных веществ в области экологической политики или неких обременений.

Анализ договорной основы существования ЕС со всей определенностью подтверждает вывод о том, что на европейском уровне явный приоритет отдан созданию единого внутреннего рынка, а не коррекции свободной игры рыночных сил. В частности, статьей 114 ДФЕС Европейский парламент- ЕП и Совет ЕС уполномочены принимать меры с целью обеспечить учреждение и функционирование ЕВР. Вместе с тем, согласно статье 352 ДФЕС, ЕП и Совет в рамках достижения целей, определенных основополагающим Договором, могут принимать и корректирующие рынок меры. В свое время на этой основе были приняты европейские нормы экологической защиты, обеспечения охраны здоровья на рабочем месте и гендерного равенства, более последовательные и жесткие, нежели соответствующие законы, действовавшие до того в национальных рамках. При всем том значительная часть корректирующего рыночного регулирования отдана в руки национальных правительств, которые, в соответствии со статьей 36 ДФЕС, могут принимать национальные меры, ограничивающие рыночную свободу в ЕС, руководствуясь заботой об общественной нравственности, безопасности и здоровье. Возможна также последующая транснационализация подобных мер - будучи приняты в одной стране, они получают распространение и в других.

На первый взгляд в такой системе полномочия европейского и национального уровней власти просто излишне запутанны, что не может способствовать эффективности процесса принятия решений. Однако, к примеру, немецкий социолог Рихард Мюнх не согласен с подобным мнением. По его представлениям, неоднозначная ситуация с европейскими и национальными компетенциями отражает наличие конфликта между разными целями политического процесса в Европейском союзе. Это цель создания единого рынка и обеспечения общего рыночного регулирования без дискриминации, с одной стороны, и отличные от нее цели, определяемые спецификой национальных интересов, в частности, задачами социального сплочения, с другой стороны. Подобный конфликт не способен находить в интегрированной Европе однозначное разрешение до тех пор, пока государства-члены сохраняют свой суверенитет, пока не выстроена европейская федерация. Следовательно, известная мера неопределенности в распределении властных полномочий в ЕС частично даже оправданна и может оказаться полезной для нахождения и поддержания консенсуса.

В подтверждение своего вывода Р. Мюнх обращается к концепции процедурной легитимации, авторство которой принадлежит немецкому социологу Никласу Луману. Исходя из нее, решения становятся легитимными не потому, что они соответствуют воле народа или приращению общего блага. Важнее, с точки зрения Лумана, что интересы и потенциальный конфликт между разными политическими игроками сами по себе оборачиваются ресурсом, который служит успешному функционированию системы принятия решений. При легитимации путем процедуры решения принимаются, а недовольство ими канализируется в таких формах, которые составляют основу для дальнейшего выбора или для изменения тех решений, которые были приняты ранее.

Действительно, принимаемые в Евросоюзе базовые акты и даже положения основополагающего Договора не высечены в камне, они подлежат дальнейшим переоценке, пересмотру, ревизии, уточнению в соответствии с принятыми процедурами, что может примирять с ними несогласных. В то же время в выраженной Мюнхом позиции обнаруживается изрядная доля лукавства, например, если вспомнить о том значении, которое в условиях единого рынка придается принципу взаимного признания, сформулированному Судом ЕС в 1979 г. и призванному преодолевать нетарифные барьеры, т.е. действующие национальные правила, если они создают препятствия функционированию единого рынка. Его политический смысл сводится к признанию того, что рыночное acquis communautaire - ценности, нормы и правила ЕС «правильнее» национального законодательства в хозяйственной области, которое не должно плодить протекционизм. Иными словами, если вернуться к названию процитированной выше книги Мюнха, при сохранении сложившейся системы экономического управления в ЕС можно быть более или менее уверенным в неизменности ее «либерального дрейфа».

В области финансовой и экономической стабилизации правовое регулирование тоже присутствует, по крайней мере, в форме принятия процедурных правил, но основное место здесь принадлежит более или менее жесткой координации национальных курсов бюджетной и макроэкономической политики. Альтернативу традиционному иерархическому управлению составляет так называемый Открытый метод координации - ОМК, своеобразная делиберация в целях европеизации, вообще не предполагающая выработки обязательных наднациональных норм или принуждения к их внедрению. ОМК подразумевает, по сути, внеправовое оформление европейских институциональных рамок для общения национальных министров и чиновников в поиске новых общих идей и смыслов хозяйственного руководства, которые затем могут получить добровольное распространение и укоренение в государствах-членах в целях усовершенствования их экономической политики.

При европеизации через мягкую координацию главная цель институтов ЕС состоит в том, чтобы убедить национальные правительства изменить свое поведение в желательном, с точки зрения наднациональной власти, направлении. Для этого практикуется обращение к общим нормам, ценностям и верованиям, имеют место попытки изменить восприятие проблем отдельными национальными партнерами. В качестве инструментов используются руководящие указания, стратегии, создаются постоянные межправительственные комитеты, проводятся конференции экспертов, но средства принуждения отсутствуют.

В случае использования финансовых методов акторов в Евросоюзе не убеждают, не принуждают, а материально стимулируют и подталкивают к тому, чтобы они повели себя определенным образом. Используются меры финансового поощрения - субсидии для «правильного» поведения и финансовые взыскания в качестве наказания за поведение, которое противоречит избранному курсу политики, хотя у ЕС пока мало власти в вопросах негативного стимулирования - вводить соответствующие прямые налоги и сборы он до сих пор не мог. Осуществляются финансирование участия в экономическом управлении НПО, помощь в создании новых коллективных акторов хозяйственного регулирования, скажем, экологических групп.

Финансовый уже бюджетный метод в ЕС предполагает использование двух инструментов - грантов и займов. Грантовый инструмент встречается практически во всех европейских политиках социально-экономического направления, но большая часть расходов из общего бюджета все же приходится на политику сплочения, главной составной частью которой в Евросоюзе служит региональная политика. В целом политика сплочения в ЕС направлена на решение трех основных проблем: это уменьшение региональных диспропорций - подтягивание бедных регионов с долей ВВП на душу населения ниже 75% от средней по ЕС до среднеевропейского уровня; повышение конкурентоспособности и борьба с безработицей; а также территориальное сплочение.

Займы возможны в трех случаях. Во-первых, это долгосрочные кредиты Европейского инвестиционного банка, приоритетные сферы использования - энергетика, транспорт и телекоммуникации. Во-вторых, европейские ссуды на поддержку платежного баланса могут получать государства-члены ЕС, не входящие в зону евро. В-третьих, средства из Европейского стабилизационного механизма - постоянно действующего фонда финансовой стабилизации, теперь доступны тем странам еврозоны, которым грозит дефолт по суверенному долгу. Однако при этом они должны согласиться на рекомендуемые меры жесткой экономии - использование непосредственно на цели финансовой стабилизации средств европейского наднационального бюджета исключается.

Решение вопроса о том, на каком уровне, наднациональном или национальном следует действовать в конкретных случаях, в сферах смешанной компетенции достигается в ЕС с применением принципа субсидиарности, который диктует, что правительственные задачи должны осуществляться на самом низком из возможных уровней - европейском, национальном или региональном, где удастся достичь наилучшего результата. Принцип субсидиарности в Евросоюзе стоит на страже национального суверенитета. Европейский уровень власти получает приоритет только в том случае, если налицо очень сильные аргументы в пользу централизации в той или иной области хозяйственной политики ЕС.

Выбор между перечисленными методами, в свою очередь, определяется принципом пропорциональности, согласно которому никакая политика ЕС не должна вторгаться в национальную сферу более, чем то необходимо для достижения заявленного результата. С точки зрения их интрузивности методы можно выстроить в таком порядке: регулирование - наибольшее вмешательство, жесткая координация, бюджетный метод, мягкая координация - наименьшее вмешательство. С течением времени система ЕС постепенно переходит к уверенному применению более интрузивных методов по широкому спектру направлений хозяйственной политики.

Если говорить об участии в экономическом управлении отдельных институтов, то роль ЕК как блюстителя интересов регионального объединения в целом является если не преобладающей, то очень выпуклой во всех выделенных нами методах. Комиссия осуществляет мониторинг соблюдения регулирующих норм, организует и контролирует расходы европейского бюджета, причастна к использованию средств финансовой стабилизации, присутствует на всех стадиях координации по большинству направлений - выдвигает предложения, следит за поведением национальных правительств и оценивает его, формулирует национально специфичные и общие рекомендации.

В Совете министров ЕС сгруппированы члены национальных кабинетов, которые отвечают за политику на определенном направлении - например, за сельское хозяйство или за молодежную политику. В ряде сфер координации, к примеру, координация национальных курсов политики занятости, именно Совет, а не ЕК, контролирует процесс - устанавливает цели и задачи, выдвигает рекомендации.

Европейский совет определяет стратегические направления развития ЕС и следит за продвижением к поставленным целям на наиболее важных направлениях. В текущем десятилетии его влияние заметно растет. Его можно назвать центром политического притяжения в сфере экономического управления, осуществляющим в этом смысле руководство над Советом министров.

Европейский парламент, далее также - Европарламент, ЕП участвует в принятии правовых норм и в одобрении расходной части европейского бюджета. Но когда задействуется метод координации, у ЕП только слабая совещательная роль. Да и национальные парламенты в общих рамках данного метода привлекаются национальными правительствами к участию в процессе управления в минимальной степени.

Метод политико-правового регулирования подразумевает законотворчество и возможность вынесения судебных решений, а потому и сильную роль для Суда ЕС. Это орган руководства, осуществляемого сверху вниз, т.е. в традиционном ключе. Он имеет, в частности, право налагать штрафы на государства-члены за несоблюдение ими европейского законодательства. От государств Суд ЕС может также потребовать возмещения убытков, если они не следуют нормам Евросоюза должным образом. ОМК, напротив, как процесс сугубо политический и административный, предусматривает сильную роль для национальных делегаций в рамках Совета ЕС, в отличие от Суда ЕС, который здесь никакого влияния не имеет. Счетная палата важна в случае применения бюджетного метода, так как она наделена функцией контроля при использовании финансовых средств Евросоюза.

Имплементацию во всех случаях осуществляют преимущественно национальные правительства, иногда ЕК. Правительства применяют европейские нормы регулирования в ежедневной практике, предлагают и реализуют проекты, которые финансируются по линии Фонда сплочения. В рамках методах координации они несут ответственность за настройку собственного законодательства и административных структур в той мере, на какой это требуется для достижения общих целей. Но все эти задачи не выполнялись бы ими с должной мерой эффективности, если бы они не получали поддержку институциональных структур, которые обеспечивают согласование действий европейского и национального уровней управления. К таким структурам относятся разного рода комитеты и европейские агентства.

При использовании метода координации тесное сотрудничество между Комиссией и государствами-членами осуществляют следующие комитеты, которые имеют правовую основу в основополагающем Договоре: - В вопросах экономической стабилизации - Экономический и финансовый комитет и Комитет по экономической политике; - В вопросах занятости и социальной защиты - соответственно комитеты по занятости и по социальной защите.

В каждом из них участвуют по два чиновника высокого ранга, от каждой страны и от Комиссии. У каждого из таких комитетов есть несколько подкомитетов, которые занимаются более детальными вопросами. Результатами их работы пользуется Совет при обсуждении и решении того или иного вопроса. Другая роль у комитетов системы комитологии, которые действуют в рамках метода наднационального регулирования, обеспечивая контроль национальных правительств над принимаемыми Комиссией актами по имплементации регламентов и директив ЕС.

Во многих областях политики ЕС, требующих специальной экспертизы, в интересах успешной имплементации европейских решений были созданы агентства наднационального уровня. Очень часто они служат ядром формальной или неформальной транснациональной сети, примером чему может служить созданная в 2011 г. Европейская система органов финансового надзора - сеть национальных инстанций, работающая в тандеме с тремя европейскими агентствами -банковским, по страхованию и трудовым пенсиям, по ценным бумагам и рынкам.

Европейское экономическое управление складывалось постепенно, подтверждая представления специалистов о европейской интеграции как о динамичном процессе, в котором оптимальная мера европеизации изменяется, повышается со временем. По достижении стадии таможенного союза свободное движение товаров стало подталкивать к устранению не только тарифных, но и нетарифных ограничений, требовать гармонизации многих норм регулирования, начиная с налогообложения и заканчивая безопасными условиями труда. Чтобы общий рынок заработал, пришлось вводить меры, предотвращающие искажение единых для всех правил конкуренции. По достижении стадии общего рынка обеспечение ничем не стесняемого движения факторов производства дало импульс к координации других направлений экономической политики. Так, свободное движение капитала потребовало гармонизации фискальных правил, чтобы предотвратить его утекание в те государства, где сложился более благоприятный налоговый режим. В условиях общего рынка желательно также избегать концентрации инвестиций в одних регионах в ущерб другим, для чего желательны меры регионального и социального сплочения. Наконец, надежному функционированию интегрированного рынка могут помешать валютные потрясения, тогда как повышенная мобильность капитала благоприятствует финансовым спекуляциям. Следовательно, единый рынок - это движущая сила на пути к валютному союзу.

Когда построен экономический и валютный союз, экономики государств- членов становятся в большей степени взаимозависимыми. Экономические или бюджетные шаги правительства одной страны с большей вероятностью могут отразиться на остальных, войдя в противоречие с проводимой там политикой. У национальных правительств уже нет власти по противодействию таким неприятностям средствами торговой или денежно-кредитной политики, соответствующие полномочия «ушли» на наднациональный уровень. Императивом становится, таким образом, координация экономической политики государств- членов.

В настоящее время Евросоюз близок к состоянию полного экономического союза. Он постепенно проник во многие сферы политики, с которыми теперь уже нельзя эффективно управиться на национальном уровне. Так, если в предшествующие десятилетия нарастающие рыночные экстерналии требовали его растущей активности в решении проблем экологии, то теперь логика экономии от масштаба подталкивает ЕС к большему вовлечению в инновационную политику. Возникает запрос на ускоренное продвижение к политическому союзу при расширении компетенции и контрольных функций Комиссии ЕС как потенциального «центра» европейской власти. Главным препятствием к этому остается нежелание государств-членов наделять Комиссию новыми серьезными формальными полномочиями.

При этом необходимо уточнить, что долговременный переход от экономического сообщества к политическому союзу берет начало еще со вступлением в силу того же Маастрихтского договора. Его положения, которые касаются ЭВС, социальной политики, Общей внешней политики и политики безопасности и сотрудничества в сфере внутренних дел и юстиции, свидетельствовали о том, что интеграционный процесс уже затронул практически все области, относящиеся к ядру национального суверенитета.

Реальную проблему европейского управления составляет, тем не менее, нехватка политической легитимности у наднациональных институтов. В политической системе Евросоюза до сих пор отсутствует центральное правительство, которое, получая власть по итогам общеевропейских выборов, несло бы ответственность перед избирателями. Европейские институты - ЕЦБ и Еврокомиссия, располагая разрозненными инструментами экономической политики - монетарной, бюджетной или промышленной, не имеют достаточно правомочий, чтобы действовать с последовательностью и решительностью, когда, особенно в кризисных условиях нужны меры, выходящие за пределы определенного им мандата. Ввиду недостаточной демократической легитимности современные европейские институты, в частности, привыкли искать дополнительную опору собственных действий в неоклассической экономической доктрине.

В демократических странах правительство призвано, по крайней мере в теории, заботиться превыше всего о благополучии граждан, а не о верном следовании неким, единожды избранным, экономическим постулатам. Но у политики, проводимой ЕК и ЕЦБ, за прошедшие годы оформились некоторые якобы абсолютные цели и приоритеты, не подверженные ветрам политических перемен и фактически не подлежащие общественному обсуждению: это ценовая стабильность, сбалансированный бюджет и свобода рыночной конкуренции.

Такой подбор сложился не сразу. В период после Второй мировой войны большим авторитетом в Западной Европе пользовались кейнсианские стратегии управления спросом. «Отцы-основатели» европейской интеграции французы Жан Монне и Робер Шуман тоже находились под большим влиянием идей Дж. Кейнса, которого многие называют самым влиятельным экономистом XX столетия. В частности, Монне сразу после войны разрабатывал для Франции, Германии и Западной Европы систему индикативного планирования, опирающуюся на активное участие государства в экономических процессах.

Ключевой целью в рамках кейнсианской парадигмы, оформившейся в ответ на Великую депрессию 1930-х годов, было поддержание занятости. Правительства сознательно шли на наращивание бюджетных дефицитов, чтобы подстегнуть спрос - проблемы, с этим связанные растущее инфляционное давление и накопление долга в государственном секторе. В кейнсианской модели ключевая роль отводится фискальной - бюджетной политике, а сопровождающая, дополнительная политике монетарной. Фискальная политика непосредственно сказывается на доходах индивидов и компаний, она предполагает чреватый в каких-то случаях общественным возмущением политический выбор, который в Евросоюзе демократически избранные национальные власти берут на себя.

Сегодня в странах Европейского союза, несмотря на экономический спад, вероятность систематического применения рецептов стимулирования спроса в кейнсианском духе невелика. Во многих случаях ее лимитирует уже достигнутый уровень государственных долгов. В иных странах, например, Германия, но также Великобритания правительства правого толка, вне зависимости от величины государственного долга, мягко говоря, не демонстрируют политической готовности прибегать к подобным инструментам даже под давлением со стороны партнеров по «Большой двадцатке», начиная с США, где у власти находится демократическая администрация, более предрасположенная к кейнсианским решениям.

Для институтов же ЕС, учитывая отмеченную проблему с легитимностью, на настоящем этапе альтернативная кейнсианству монетаристская парадигма в любом случае более привлекательна. Такая привлекательность связана с тем, что монетаристские рецепты аполитичны и следование им, по крайней мере в стабильных условиях, реже выходит на электоральную арену обсуждений, т.е. конкретные вопросы, которые он требует решать прежде всех остальных, по крайней мере в «спокойных», стабильных условиях не являются предметом ожесточенных баталий для возможных политических конкурентов или оппонентов. Ведь речь идет о технических решениях высокой степени сложности, которые, как принято считать, все же лучше оставить на усмотрение высоколобых специалистов - европейских банкиров и бюрократов-управленцев. Отдаленные, в том числе весьма болезненные для общества результаты этих решений могут и не иметь с ними очевидной для широкой публики связи.

Монетаристский вариант экономического управления абсолютизирует значение контроля над денежным обращением, даже если он будет сопровождаться сокращением производства. Теоретические корни монетаристской парадигмы - в докейнсианской неоклассической экономике, популярность которой возродилась в 1970-е годы ввиду провалов кейнсианского курса. В чистом виде монетаристская модель связана с отказом от политической приверженности цели полной занятости. Главная роль в рамках данной модели отводится денежно-кредитной политике, которую проводит независимый центральный банк, призванный заботиться о поддержании ценовой стабильности. Помимо этого, он должен обеспечивать стабильную поставку денег, которых было бы достаточно для неинфляционного экономического роста. Правительства - по линии формирования государственных бюджетов и профсоюзы - по линии претензий на рост заработной платы должны держаться в том коридоре, который определяет центральный банк.

Подобный монетаристский режим неплохо работал для Западной Германии, начиная с 1970-х годов. В Европейском союзе он утвердился с 1990-х годов, с вступлением в силу Маастрихтского договора. Но уже ранее, в 1983 г., даже социалистическое правительство Ф. Миттерана и Ж. Делора во Франции вынужденно и самым драматическим образом переключилось с кейнсианской политики подстегивания внутреннего спроса и национализации банков на меры жесткой экономии и поддержание сильного франка. Такой поворот оказался неизбежным, поскольку правительство Г. Шмидта в Германии решительно не желало оказывать поддержку кейнсианству на уровне Европейского сообщества.

Кейнсианская и монетаристская модели изначально разрабатывались для национальной экономики, открытой для международной конкуренции на товарных рынках, но при сохранении контроля над денежными потоками. С точки зрения обеих моделей растущая мобильность капитала создает проблемы для экспортеров, повышая волатильность обменных курсов. Европейский валютный союз позволил относительно быстро решить эту проблему в региональных рамках, перенеся монетарную политику на наднациональный уровень.

На вступление в силу условий по Валютному союзу Германия отреагировала долговременной стратегией сдерживания роста заработной платы, которая опиралась на внешний спрос. Германская экономическая мощь важна для поддержания репутации зоны евро как жизнеспособного и конкурентоспособного экономического проекта. В тоже время избранная в 1990-е годы в интегрированной Европе модель экономического управления, в целом устраивая Германию, как оказалось сейчас, может подрывать жизнеспособность экономики на европейской периферии, тем самым дополнительно усиливая неравенство в еврозоне.

Обеспечение наибольшей возможной мобильности капитала на региональном и глобальном уровнях - негативная интеграция при рассредоточении политических возможностей вмешательства в функционирование рынка - политическая децентрализация больше отвечает неолиберальным экономическим предпочтениям в организации Евросоюза. Таковые требуют, чтобы экономическое управление - якобы в основе своей аполитичное руководство единым внутренним рынком и валютным союзом и собственно политика, в особенности перераспределительная были разделены по вертикали, в данном случае между наднациональными и национальными органами власти.

При таком соотношении гарантирована конкурентная борьба национальных юрисдикций за капиталовложения, которая, по ожиданиям приверженцев монетаризма, вынуждает правительства соблюдать дисциплину в расходовании средств госбюджета, сокращая социальные расходы, и проявлять сдержанность при использовании мер коррекции свободной игры рынка. Гармонизация на европейском уровне норм рыночного регулирования - позитивная интеграция противоречит либеральному идеалу, коль скоро она устраняет дисциплинирующий эффект соревнования между национальными юрисдикциями. Мировой кризис конца 2000-х годов подтолкнул к введению ряда европейских правовых норм, ограничивающих свободную игру рыночных сил по нескольким второстепенным направлениям. Но преимущество в хозяйственном управлении в ЕС остается, тем не менее, за негативной интеграцией.

Во многом мы видим сегодня в Евросоюзе продолжение неолиберального проекта многоуровневого европейского управления, который можно назвать целенаправленной попыткой продвижения такой формы несвязанного, спонтанного экономического порядка, при которой рынок неизменно оказывается на один уровень выше политической власти. Это создает при желании возможность легкого ухода из конкретной национальной политической системы для отдельных рыночных игроков, которые могут «проголосовать ногами», отдавая предпочтение другой системе. И, следовательно, тем самым порождается конкуренция национальных политических юрисдикций.

Карл Поланьи, один из основоположников институционального направления в экономической теории, автор исследования «Великая трансформация», проводил в свое время различие между встроенным и спонтанным экономическими порядками, отстаивая принцип включенности экономики в общественное бытие. При встроенном порядке экономика и политика соединены, и рынок выступает как средство достижения целей, а не как самоцель. При спонтанном - рыночном порядке политика и экономика разделены, причем первая подчинена второй, что мы и наблюдаем в современном Европейском союзе.

Понятно, что в плане структурного влияния на принимаемые властные решения для спонтанного порядка важнее ресурсы более мобильные. Поскольку мобильность капитала заведомо выше мобильности рабочей силы, в Европе особенно, спонтанный порядок в целом больше благоприятствует интересам не труда, но капитала, мешая правительствам принимать меры по коррекции рынка и проводить политику перераспределения. За подобное «разделенное» устройство ратовал, в свою очередь, сторонник либеральной экономики и свободного рынка, австрийский экономист Фридрих фон Хайек. Он утверждал, что такое устройство породит своего рода «рынок» правительственный курсов, на котором индивиды и фирмы будут легко перемешаться под власть юрисдикций, обещающих обеспечить им самое благоприятное сочетание налогов и услуг.

Игроки в левой части политического спектра - социал-демократы, со своей стороны, часто порицают конкуренцию национальных юрисдикций, столь привлекательную для правых. В их представлении, в условиях Евросоюза она чревата «гонкой на дно», т.е. более или менее быстрой эрозией социальных стандартов. Этим обусловлено стремление левых к некоторой степени реинтеграции экономики и политики на одном и том же уровне. Их воссоединение может происходить двумя способами: путем возвращения экономики под национальный демократический контроль либо путем многосторонней гармонизации и продвижения прогрессивных форм регионального и глобального управления, европейский реформизм, который, впрочем, сам по себе, конечно, не гарантирует триумфа левых идей.

Кризис и последовавший спад в европейской экономике, конечно, прибавили убедительности аргументам оппонентов монетаризма. Ужесточение европейского контроля над экономической политикой национальных правительств само по себе свидетельствует о том, что прежняя многоуровневая схема не работает без дополнительных «подпорок». Но наличие отмеченной «развилки», есть путь национальный и путь наднациональный рассеивает точки приложения усилий для левых сил и мешает социалистам и социал-демократам объединиться в отстаивании общего представления относительно желаемого направления в политическом развитии Евросоюза перед лицом монетаристской догмы. К тому же у Европейской комиссии сложился собственный, институциональный интерес, побуждающий ее, ради сохранения накопленного собственного влияния, не торопиться со сломом ранее сложившейся модели экономического управления в ЕС, которая способна действовать и при недостатке у нее демократической легитимности.

Оформление Еврофедерации, конечно, сулит Комиссии вожделенную роль европейского правительства, но ей приходится учитывать и грандиозные сложности в достижении такой цели, на фоне которых достигнутое уже привычное положение ЕК смотрится и респектабельным, и исключительно весомым, и комфортным для нее - это надежная «синица в руках», которой неразумно рисковать поспешно и без твердого расчета.

Учтем также, что последний выраженный пик влияния левоцентристских партий в странах интегрированной Европы пришелся на вторую половину 1990-х годов - в 1997-1998 гг. из 15 тогдашних стран - участниц ЕС в 13 у руля исполнительной власти оказались левые партии либо коалиции с участием социалистов и длился не столь уж продолжительное время.

В период выработки Маастрихтского договора острота разногласий по поводу ЭВС и социальной политики показала, что дальнейшее расширение законодательных компетенций наднациональной власти в сфере экономического управления способно провоцировать нежелательный в Европейском союзе раскол. Тем самым масштаб изменений, которые вводились в 1990-е годы, был ограничен. Неубывающий британский евроскептицизм, датский референдум по Маастрихтскому договору, нежелание Швеции присоединиться к зоне евро, провал Евроконституции и другие подобные эпизоды и обстоятельства в истории европейской интеграции наглядно подтвердили, что такие препятствия и в настоящее время остаются очень серьезными.

То же доказывается, в том числе, и содержанием Лиссабонского договора, не включившего в себя больших новаций по части экономического управления. Даже те страны ЕС, которые с готовностью поддержали планы строительства ЭВС в 1990-е годы, не торопились впоследствии уступить наднациональным институтам очередную порцию суверенитета. Но довольно-таки категоричный отказ национальных лидеров от дальнейшего расширения формальных компетенций европейских институтов в сфере принятия решений в 2000-2010-е годы сопровождается, как это ни парадоксально, их же повышенной и слаженной активностью по поиску и нахождению общих ответов на возникающие вызовы.