Российская Конституция в ст. 7 провозглашает нашу страну социальным государством. Социальное государство - это сложный комплекс институтов и механизмов государственного управления, посредством которых осуществляются достойная жизнь, благосостояние и свободное развитие граждан. «Построение социально ответственного государства - это важнейший вопрос поддержки в обществе взаимного доверия народа и власти, без которого в принципе невозможны процессы модернизации экономики и укрепления международного суверенитета России». Прошедшее 25-летие становления социального государства в постсоветской России можно разделить на несколько этапов. В работах Института социально-экономических проблем народонаселения РАН этот процесс делится на три этапа.

Первый этап - 1990-е гг., когда объявлялось, что время заботы государства о простых гражданах должно быть отложено на некий «переходный период», причем очень короткий. Напомню один из прогнозов Б. Н. Ельцина, сделанный в ноябре 1991 г.: «Хуже будет всем примерно полгода, затем - снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 - стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей». Поздравляя «дорогих россиян» с наступлением нового 1992 года, Ельцин заверял: «Говорил и не раз буду повторять - нам будет трудно, но этот период не будет длительным. Речь идет о 6-8 месяцах». В этих обещаниях трудно отличить дремучесть представлений президента о происходящих событиях от политического прагматизма для сохранения доверия населения к проводимому курсу реформ.

По оценкам Н. М. Римашевской, к окончанию первого этапа 15% населения «выиграли» от реформ; остальные проиграли или оказались в крайне неустойчивом социально-экономическом положении. Средний класс, к которому по инерции причисляли себя до 60% взрослого населения, по уровню доходов составлял 10-15%. В эти годы демонтаж социального государства был очевиден. Шоковая терапия отняла у большинства населения все сбережения, включая «гробовые деньги», оставленные на черный день.

Второй этап - с начала 2000-х гг. до наступления финансового кризиса 2008 г., характеризовался экономическим подъемом, сменой официальной позиции относительно роли государства в социальной сфере. Тогда же произошли и некоторые положительные изменения в сфере социальной политики - прекращение задержек с выплатой зарплат, пенсий, иных социальных пособий и их индексацией, рост бюджетных ассигнований на социальную сферу и т. п. Тем не менее и в эти так называемые «тучные» годы на фоне притока в страну «нефтедолларов» общее направление движения России с точки зрения построения социального государства расходилось с заявленной в ст. 7 Конституции РФ стратегической целью.

В этот период в России были введены плоская шкала подоходного налогообложения с 13%-ной ставкой - при том, что налог на д ход от капитала - 9% и регрессивная шкала отчислений во внебюджетные фонды - ПФ, ОМС, ФСС, при ставке единого социального налога - ЕСН, для невысоких доходов в 26%; отменены налоги на наследование и дарение для близких родственников; фактически отменена такая мера наказания, как конфискация имущества.

В недавно изданной книге «Капитал в XXI веке» Томас Пикетти, ведущий сотрудник Школы высших исследований в области социальных наук и профессор Парижской школы экономики, утверждает: «Капитал концентрируется у меньшинства, а потому возрастает роль наследства. У детей, родившихся в 1970 и 1980-е, наследство особенным образом влияет на то, как сложится их жизнь, карьера, каков будет их личный и семейный выбор». Эти слова в полной мере характеризуют положение детей, родившихся в российских состоятельных семьях в 1990 и 2000-е гг.

Несмотря на позитивную динамику роста средних показателей денежных доходов в первое десятилетие XXI в., социальная поляризация ввиду форсированного роста самых высоких доходов и зарплат не уменьшалась, а продолжала нарастать. К 2009 г. увеличение доходов происходило асимметрично - половина населения получала чуть больше 20%, четверть из состоятельных слоев - чуть меньше 50%, и высокодоходная часть населения - 31%. Как писал лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц: «Россия обрела самое худшее из всех возможных состояний общества - колоссальный упадок, сопровождаемый столь же огромным ростом неравенства».

Суть проблемы в том, что механизмы формирования и перераспределения доходов населения оказались настроенными и работали в пользу богатых, большая доля совокупного роста доходов уходила на рост доходов наиболее обеспеченных слоев населения, а на повышение доходов наименее обеспеченных оставались крохи. Одновременно сохранялся исключительно фискальный в смысле налоговых изъятий характер налоговой политики в отношении производительного и прежде всего наукоемкого сектора экономики.

Бюджетные ассигнования на социальную сферу росли, но по-прежнему оставались не соответствующими ее потребностям. Отраслям социальной сферы - образованию, здравоохранению, жилищному хозяйству, коммунальной инфраструктуре, культуре и массовому спорту был нанесен значительный урон. В результате показатели человеческого потенциала стали снижаться, индексы человеческого развития поползли вниз в сравнении с дореформенным временем и с другими странами.

В качестве предельно значения коэффициента фондов, т. е. соотношения доходов крайних 10% наиболее и наименее обеспеченных групп населения, принято считать соотношение 10:1. В 1991 г. этот показатель составлял в нашей стране 4,5 раза, в 2014 г. - 16 раз по официальной статистике, более 25 раз по экспертным оценкам и 40 раз с учетом скрытых доходов. Этой теме посвящены многие исследования, в том числе академика Д. С. Львова, профессора А. Ю. Шевякова, проанализированы представления о социальном неравенстве, его проявлениях и причинах. Например, определено, что снижение избыточного неравенства на 1 пункт индекса Джини повышает темп экономического роста на 1,87 процентного пункта, темп роста объема инвестиций - в среднем на 3,6-3,8 процентных пункта.

Совокупность изданных в этот период нормативно-правовых актов, затрагивающих образование, здравоохранение, социальное страхование и т. д., говорит о том, что, несмотря на смену официальной риторики, задача сокращения, или, говоря бюрократическим языком, оптимизации, социальных расходов государства так и осталась среди приоритетных.

Начало третьему этапу положил разразившийся осенью 2008 г. мировой финансовый кризис, который не мог не сказаться на социальной политике затронутых им стран, включая Россию. Кризис, продемонстрировавший явную исчерпанность той модели экономического развития, которую избрала постсоветская Россия, казалось, давал надежду на существенный пересмотр социально-экономической политики и в целом, и применительно к социальным отраслям. Тем более что история становления социальных государств в других странах показала, что это как раз то время, когда нужно активно строить социальное государство. Решительный поворот в сторону строительства социального государства совершался странами Европы и Северной Америки как раз в самых неблагоприятных экономических условиях - во время Великой депрессии начала XX в. и послевоенной разрухи. Инвестиции в социальную сферу были единственным способом преодолеть социальный раскол, чреватый непредсказуемыми последствиями.

Однако, в отличие от зарубежного опыта строительства социальных государств на протяжении XX в., Россия начала XXI в., перед лицом серьезнейших вызовов и сверхсложных задач, ставших в 2014 г. еще более очевидными, продолжала следовать прежним курсом, который ведет к росту социального неравенства и дальнейшей социальной поляризации.

Что мы имеем в социальной сфере сегодня, в результате проведенных реформ? Отставание России от экономически развитых стран по уровню МРОТ, пенсий, обеспеченности жильем составляет от 2 до 10 раз, в то время как превышение показателей неравенства, бедности, доступности жилья над среднеевропейскими варьируется от 2 до 9 раз. По оптимистическому прогнозу при вводе 1 кв. м жилья на душу населения в год Россия по уровню жилищного обеспечения догонит Норвегию через 53 года, США - через 44, Данию - через 30 лет.

Сложился механизм неэффективного использования природно-ресурсного и человеческого потенциала, продолжения экстенсивной эксплуатации природных и людских ресурсов. Продолжительные и радикальные реформы в здравоохранении, образовании и науке пока не принесли искомых результатов. В России ни государство, ни бизнес, ни гражданское общество не проявляют должной заинтересованности, чтобы инвестировать в профессиональный потенциал населения, в качество населения.

Логика неолиберального подхода к формированию социального государства приводит нас к двум радикальным выводам. Первый вывод сделал король Нидерландов Виллем-Александр в сентябре 2013 г., объявив о конце социального государства. Социальное давление на государство становится в силу демографических и иных причин избыточным. Например, в Германии затраты на социальную сферу растут быстрее всех в мире: к 2050 г. прогнозируется, что 30% немецкого ВВП будет уходить на систему здравоохранения.

Второй вывод, также подразумевающий конец социального государства, сделал Томас Пикетти: «Если богатые богатеют в три раза быстрее, чем экономика, это означает, что в их руках происходит концентрация капитала, которая в конечном итоге может составить 90 или даже 100% национального капитала. А это значит, что среднему классу ничего не останется, и он исчезнет». При реализации этой модели вовлечения населения происходит блокировка его скатывания к иждивенчеству и чрезмерному патернализму.

Переход от экстенсивной к интенсивной социальной политике, рассчитанной не только на поддержку нуждающихся, но и на умение поддерживать и формировать способности человека к непрерывной учебе, применению новых партисипаторных практик, самореализации, поможет успешному развитию социального государства, консолидации и сотрудничеству власти, бизнес-структур и населения. В демографической политике этот переход означает ее перенацеливание с количества на качество населения, на накопление и рациональное применение человеческого потенциала; корректировку миграционной политики с учетом стратегических интересов коренных народов России; воссоздание традиционных ценностных ориентаций российского народа на семейную жизнь и многодетность.

Большинство прогнозов - например, Минэкономразвития РФ предполагают 1%-ный рост ВВП в 2015-2016 гг., что создает трудности для реализации социальной политики и наиболее важной ее части - семейной политики. Вероятность «затягивания поясов» при сложившемся конфликте интересов разных групп населения может усилить социальную напряженность в обществе. Череда реформ в здравоохранении, образовании, науке, культуре пока не привела к продуктивным результатам. Вероятно, преждевременными являются и суждения о том, что негативные тенденции в демографической сфере удалось переломить.

В управленческой практике преобладают количественный и технократический подходы к реорганизации социетальной системы. Проводимая корректировка приоритетных направлений развития науки, технологий и техники в Российской Федерации и перечня критических технологий фактически игнорирует социальные и гуманитарные науки. К сожалению, неэкономическим факторам, в том числе качеству населения, влиянию ценностных ориентаций на развитие экономической, социальной, демографической сфер, уделяется мало внимания. Научная традиция понимания и объяснения социально-экономических, демографических процессов мировоззрением людей существует в социологии давно.

Например, в статье М. Шелера «Народонаселенческие проблемы как мировоззренческие вопросы» выдвигается тезис о том, что, помимо способности к размножению, существует также и воля к продолжению рода, которая определяется мировоззрением личности. И сегодня есть ряд социологических исследований, анализ результатов которых приводит к выводу, что установка на рождение определенного числа детей в существенно большей степени зависит от потребности в детях, чем от восприятия уровня жизни, т. е. мировоззрение и воля к продолжению рода остаются доминантными. Этой же проблеме посвящена работа академика О. Т. Богомолова «Неэкономические грани экономики: непознанное взаимовлияние».

Ключ к решению рассмотренных проблем - в принципиально новом подходе к формированию социального государства. Стала очевидной бесплодность политики «латания дыр», «ручного управления», «быстрого реагирования» на каждодневно возникающие трудности в жизни людей, что не позволяет решить ни одной крупной проблемы. Для объяснения новой социальной реальности продолжают применяться теоретические модели, которые для решения этой задачи неприменимы. Л. Г. Ионин отмечал еще в 1996 г.: «Мы упустили из виду процессы, происходящие в нашем собственном обществе, и живем сейчас не своим знанием, а 30-40-летней давности идеологией западного модерна».

Нам нужны новые теоретические системы координат, находящие компромисс между социальным государством и «обществом участия». Именно качество населения является главным стратегическим ресурсом развития общества, базовым критерием эффективности развития общества. Повышение уровня и качества жизни есть средство повышения качества населения. Например, здоровье населения - один из основных показателей его качества, он, конечно, зависит от состояния системы здравоохранения, доступности и качества лечения, но главным образом здоровье зависит от самого человека, его генетически наследуемых качеств и выбранного образа жизни.

Общество закодировано на покорение, во­первых, природы как источника природных ресурсов, что ведет к разрушению природной среды обитания человека. Во-вторых, на покорение «общностей», которые рассматриваются в качестве колониальной периферии и как источник трудовых ресурсов, что создает условия для перманентного социально-политического конфликта.

Выходом из современного кризиса «общества» выступает стимулирование перехода от «общества» к «сообществу», который отражает закономерность смещения естественно-исторических процессов в сторону социально-исторических и социокультурных, когда определяющую роль в развитии играют социальные факторы, человеческий потенциал.

Понятие «со-общество» выражает локализацию социальных отношений и перспективность партисипаторного подхода. Структурная иерархичность, которая свойственна обществу, постепенно дополняется сетевой самоорганизацией социальной системы. Кризис идентичности, в котором сегодня пребывает переходное общество, отчасти связан с «механическим» характером объединения в нем людей. Термин «со-общество» подчеркивает соучастие, согласие, сотрудничество людей, возвращает им настрой на «органичность» социальных отношений. В общности органическое единство достигалось за счет воспроизводства социальных статусов в их традиционном виде, причем статусы носили сакральный характер. Общество «расколдовало» социальный порядок, разъединило людей. Сообщество вновь их объединит за счет более гибкого, ненасильственного, сакраментального конструирования идентичностей и солидарностей, в частности с помощью электронных, сетевых СМИ.

Положение человека в обществе в целом, включая государство, есть краеугольный камень научного понимания и объяснения социальной реальности. Политическая, экономическая и другие целесообразности, как правило, оборачиваются доказательствами их второсортности и маргинальности, что, в конечном счете, ведет общество к получению очередного негативного опыта реформ и далее - к новым потрясениям.

ЛОКОСОВ ВЯЧЕСЛАВ ВЕНИАМИНОВИЧ - доктор социологических наук, профессор, директор Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, Москва, Россия