После кризиса 2008-2009 гг. мировой экономике не удаётся запустить докризисные высокие темпы роста. В первую очередь проблемы у развитой части мира, особенно стран Южной Европы, где безработица достигла рекордных показателей. Экономическая динамика замедлилась также и в развивающихся странах, в том числе в Китае.

Нынешний кризис по своим масштабам несопоставим с Великой депрессией 1929-1933 гг. Тогда падение промышленного производства в США составило 56%, экспорт сократился на 80%. В июле 1932 г. металлургическая промышленность США из-за падения спроса работала на 12% своих мощностей. Производство автомобилей, достигшее в марте 1929 г. 600 тыс., в декабре того же года упало до 93 тыс. Произошло резкое сжатие финансовых активов. Индекс Доу-Джонса, поднявшись с 1924 по 1929 гг. на 300%, упал к 1932 г. на 89%. Вслед за Нью-Йорком упали цены акций в Лондоне, Берлине, Париже. Заметно и надолго снизились цены на рынках сырья и продовольствия.

В 2009 г. мировой ВВП сократился лишь на 0,6% , в том числе в США на 3,1%, в ЕС на 4,2%. Государственная антикризисная политика сейчас оказалась более или менее эффективной. Межгосударственное сотрудничество, в том числе в рамках «G-8» и «G-20», также сыграло свою позитивную роль. Мир не перешёл на жёсткий протекционизм, как это было в 30-е годы, что позволило избежать дальнейшей эскалации экономических потрясений. Ещё одно существенное отличие нынешнего кризиса от 1929 г. - это быстрое восстановление финансовых «пузырей» и глобальных дисбалансов.

Противоречивая роль дисбалансов
Современный мир сплошь состоит из диспропорций и противоречий. В мировой экономике, помимо дисбалансов в накоплении и потреблении, сохраняются или даже обостряются противоречия между трудом и капиталом, развитием и окружающей средой, размещением ресурсов и производительных сил, национальным регулированием и глобальным характером международной торговли, финансов, процессов миграции.

Размеры статьи позволяют остановиться лишь на некоторых сферах, где присутствуют глобальные дисбалансы. Это, прежде всего, сохраняющийся дисбаланс в мировом потреблении и накоплении, который лежит в основе многих финансовых «пузырей». В Китае и Индии норма накопления на ранней стадии индустриального развития держалась на уровне 28-35%. В начале первого десятилетия этого века для поддержания высоких темпов экономического роста и, учитывая снижение эффективности инвестиций, в этих странах резко увеличили норму накопления до 35-48%.

Что касается развитых стран, то в условиях кризиса инвестиции снизились, и с 2010 г. начался их медленный рост. В США в 2009 г. инвестиции сократились до 14% ВВП. Среднее многолетнее значение нормы накопления в США 17-18%. Во второй половине 1990-х гг. произошло увеличение доли инвестиций в ВВП до 21% в 2000 г. - это предельное значение для экономики США, которое обеспечило до 2008 г. высокие темпы экономического роста 3­4% в год.

На протяжении последних десятилетий дисбаланс между потреблением и накоплением был своего рода локомотивом глобального экономического развития. Спрос в странах с высоким уровнем потребления, прежде всего в США, стимулировал экспортное производство в странах с высоким уровнем накопления, прежде всего в Китае. Сейчас такой механизм даёт сбои. Выравнивание этого дисбаланса создаст трудности в инвестиционно-ориентированных странах и в странах с потребительской моделью экономики. Для первых это будет означать сужение внешнего спроса, для вторых, понижение уровня жизни, на что они вряд ли захотят пойти.

Обострение проблемы диспропорций в глобальном потреблении и накоплении связано с изменившимся раскладом сил на мировых рынках, вытеснением с них европейских и американских поставщиков экспортёрами из Азии и Латинской Америки. Происходящая в последние десятилетия «финансиализация» мировой экономики, т.е. опережающий рост финансовых активов по сравнению с ростом ВВП, и финансовые инновации были немаловажным фактором экономического роста до кризиса. Развитие рынка производных инструментов позволяло привлекать для инвестиций практически неограниченные средства и распределять риски. Но финансовые активы не могут расти бесконечно. Раньше или позже финансовые «пузыри» лопаются. Резкое падение цен на жильё в США в 2006 г. подорвало американский рынок ипотеки с объёмом 13-14 трлн. долл. и вызвало кризис доверия среди финансовых институтов по всему миру, а затем сбой глобального кредитного механизма.

Ряд финансовых «пузырей» быстро восстановились после кризиса 2008 г. Так, объём теневых финансовых операций, осуществляемых не через регулярные банки, по расчётам CoeeTa по финансовой стабильности , в 2011 г. превысил докризисный уровень и достиг 67 трлн. долл. - больше мирового ВВП. Такая «теневая банковская система» представлена преимущественно хедж-фондами. Сфера деятельности - внебиржевой оборот деривативов, операции с различными долговыми инструментами, в том числе кредитно - дефолтными свопами. Осенью 2011 г. Совет разработал предварительные рекомендации по мониторингу и регулированию теневых банковских операций. Однако широкой поддержки такая инициатива не получила. Главные противники транснациональные корпорации и финансовые группы.

Не ослабевает приток ликвидности на товарные рынки, прежде всего, рынок нефти. Объём биржевой торговли «бумажной нефтью» превысил докризисный уровень более, чем в 1,5 раза и достиг в 2011 г. 39,2 трлн. долл. , что стало немаловажным фактором роста цен на нефть. Биржевая цена на нефть в Лондоне, упавшая с 146 долл. за баррель в июле 2008 г. до 34 долл. в декабре 2008 г., поднялась к концу 2012 г. до 111 долл. Когда основные валюты - доллар и евро сталкиваются с серьёзными проблемами, фьючерсные контракты на нефть стали для финансовых игроков одним из важнейших инструментов защиты от инфляционных и курсовых рисков.

Способствует образованию финансовых «пузырей» и растущий государственный долг большинства развитых стран мира. За 2007-2012 гг. соотношение государственного долга к ВВП выросло: у Японии с 183% до 236%, США с 67 до 107%, Англии с 44 до 89%, Франции с 64 до 90%, Италии со 103 до 126%, Ирландии с 25 до 126%, Исландии с 29 до 118%, Греции со 107 до170%. Постоянно увеличиваются государственные заимствования на рынках капитала. Но на много порядков быстрее растут финансовые производные инструменты, выпущенные на основе государственных долговых обязательств, преимущественно казначейских векселей США. Объём таких деривативов достигает сейчас двух-трёх сотен триллионов долларов.

Пока лишь на фондовых рынках во многих странах, в том числе России, сохраняется в целом застойно-волатильная ситуация, хотя до кризиса на протяжении многих лет рост фондовых индексов практически везде устойчиво обгонял темпы потребительской инфляции. Среди ведущих финансовых площадок к марту 2013 г. исторический максимум был достигнут только в США, где индекс Доу-Джонса превысил докризисный рекордный уровень 2007 г. Но это во многом отражает неуверенность международного бизнеса в перспективах глобального экономического развития и его стремление застраховаться путём перевода денег в США.

Мировое сообщество пытается навести больше порядка в глобальных финансах и исправить ошибки, допущенные в ходе дерегулирования финансовых рынков. В то же время попытки усилить контроль на них наталкиваются на противодействие различных бизнес-группировок. Таким образом, США пока безуспешно пытаются достичь две не очень стыкующиеся цели: снизить для своей экономики финансовые риски и при этом сохранить глобальные позиции американских финансовых институтов. В целом, в мировой экономике сложилась достаточно тупиковая ситуация. Глобальные дисбалансы в предыдущие десятилетия обеспечивали относительно высокие темпы экономического развития. Попытки уменьшить диспропорции в глобальном потреблении и накоплении, сократить государственные, в том числе социальные, расходы, ввести более жёсткое регулирование на финансовых рынках, ограничить трудовую миграцию, уменьшить торговые дисбалансы за счёт протекционистских мер, борьба с т.н. «потеплением климата» - всё это будет сдерживать экономический рост.

Пока нет ясности, как мировая экономика будет выбираться из этого тупика. Для глобального экономического развития нет ресурсных ограничений - трудовых, сырьевых, финансовых. Сбой даёт механизм использования этих ресурсов. Один из сценариев выхода из этого тупика, переход мировой экономики на новую модель функционирования. Её принципы: конвергенция национальных социально-экономических моделей; усиление в них человекоцентристской направленности; становление нового технологического уклада; переход к «зелёной экономике; движение к «глобальному управлению». Переход на такие принципы - сложный, противоречивый процесс, займёт длительный период времени.

Риски для России
Основной риск связан со сценарием, при котором модель социально­экономического развития России будет существенно отклоняться от общемировых тенденций. Прежде всего, речь идёт о качестве человеческого капитала. Существует угроза его дальнейшего снижения, растущего депрофессионализма в госаппарате, в корпоративном управлении. И как следствие, низкая динамика производительности труда и эффективности экономики в целом. В этом случае переход России на инновационные рельсы развития был бы маловероятен. Особенно с учётом нашего отставания от ведущих стран в науке, образовании, здравоохранении.

Несколько цифр. Расходы на медицину на душу населения в 2011 г: США 7,6 тыс. долл., Япония 3,6 тыс., Бразилия 1 тыс., Россия 560 долл., Китай 220 долл., правда, у китайцев народная медицина работает эффективно без финансовой помощи государства, Индия 62 долл. Таким образом, по ключевым параметрам, определяющим будущее мирового развития, Китай, Индия и Бразилия, наращивая свой ВВП, ещё далеки от передовых стран. И равняться нам надо, наверное, на реальных лидеров глобальной экономики, а не на партнёров по странному объединению под названием БРИКС, при всей важности двусторонних отношений с этими странами.

Ещё один риск связан с несимметричной зависимостью от внешних рынков - неоправданно завышенной долей в экспорте продукции ТЭК, с одной стороны, и высокой импортной составляющей социально значимых продуктов, продовольствия и медикаментов, с другой. Вероятность падения цен на нефть и газ повысится, если усилится контроль над операциями на финансовых рынках, что может уменьшить приток ликвидности на рынок нефти.

Другой неблагоприятный для нас фактор - разработка нетрадиционных месторождений нефти и газа. Извлекаемые запасы сланцевого газа в 32-х странах, по которым имеется информация, близки к мировым запасам природного газа на традиционных месторождениях и оцениваются в 187,5 трлн. м . На первом месте - Китай с 36 трлн. м , у США 24 трлн. Падение цен на нефть приведёт, если заранее не подготовиться, к исчезновению пока основного для нас фактора роста и резкому обострению социальной обстановки в стране.

Следующий риск - обострение проблемы доллара. В настоящее время госдолг США превышает 1,6 трлн. долл. В отличие от Японии, где кредиторами государства являются японские компании и граждане, 45% долга США находятся в руках иностранцев. Пока американская экономика может нести бремя 13 процентных выплат - 220 млрд. долл. в 2011 г., или 1,5% ВВП. Бремя обслуживания долга смягчается пока низкими процентными ставками. Но какая будет их динамика в будущем? Рост ставок на 1 процентный пункт увеличивает выплаты бюджета по долгу на 160 млрд. долл. В этих условиях казначейские векселя США уже не выглядят полностью безрисковыми. А на них прямо или косвенно завязаны основные сектора глобального финансового рынка - активы пенсионных фондов 20 трлн. долл., активы, находящиеся в управлении инвестиционных компаний типа ГЛЕНКОР - 60 трлн. долл., и рынок деривативов 600 трлн. долл.

Конечно, сценарий даже частичного обвала доллара пока чисто гипотетический, однако полностью его исключать нельзя. В этом случае была бы нарушена многосторонняя система международных платежей, конвертируемость валют, произошёл бы переход на расчёты по клирингу, резкий спад мировой торговли и производства. При таком гипотетическом сценарии Россия оказалась бы вместе с ОПЕК и Китаем в наибольшем проигрыше.

Наконец, риск оказаться в плохой или «неправильной» компании вместе со странами типа каддафистской Ливии, саддамовского Ирака и т.д. Нашими наиболее эффективными торговыми и инвестиционными партнёрами могут быть демократические страны, лидеры в сфере инновационных технологий. Это большая часть ЕС, США, Канада, Япония, Израиль.